– Что ты хочешь услышать?

– Что я хочу услышать? Что я хочу услышать? Я скажу тебе, что я хочу услышать. Я хочу услышать, почему ты застрелил того мужчину в своей комнате посреди ночи; почему сказал мне не впускать в квартиру полицейских; почему ты, пока я была в душе, продырявил стену и похитил меня; почему не остановился, когда полицейский направил на тебя пистолет; почему заставил меня украсть машину и зарегистрироваться в отеле под вымышленным именем. Хватит для начала? – Она остановилась и устремила на меня испепеляющий взгляд.

На ее месте я бы, наверное, чувствовал то же самое. Но я не был на ее месте. И не мог дать ей исчерпывающих объяснений. Я только хотел, чтобы она не возвращалась в свою квартиру.

– Ты хочешь уехать сегодня в Бостон? Со мной?

– Не могу. У меня ланч с Линн. А потом мне нужно успеть на трехчасовой рейс в Рим – посмотреть несколько картин. Я даже не успеваю заехать на квартиру, и меня не будет здесь несколько дней.

Что ж, Линн, кем бы она ни была, оказала нам огромную услугу.

Через пару часов, проклиная себя за глупость и опрометчивость – надо было улететь с Сампи в Рим, – я изо всех сил пытался рассмотреть что-то через запотевшее ветровое стекло, за которым разыгралась настоящая метель, заносившая снегом Коннектикут-Тернпайк. Снег уже шел, когда я высадил Сампи у ресторана, где у нее была назначена встреча с подругой. Я бы погрешил против истины, если бы сказал, что мы расстались на дружеской ноте. И валившая с неба снежная каша подъему настроения никак не способствовала. Колеса бесконечных тягачей месили снег, гравий и соль, швыряя грязь в стекло, «дворники» с усилием размазывали эту смесь, пытаясь превратить ее во что-то полупрозрачное, но в просветах открывалась только темнеющая впереди дорога. Часы показывали три, и день быстро погружался в сумерки.

Я включил радио в надежде послушать какую-нибудь веселую музыку и услышал бубнящий голос, настойчиво предлагавший свернуть на следующей же развязке, найти ближайшую церковь и помолиться всемогущему Господу о спасении моей души и душ миллионов других, которым грозит неминуемая опасность вследствие обремененности обилием грехов, список которых слишком долог, чтобы преподобный доктор Лонсдейл Форрестер, пастор автомобилистов, успел перечислить их в то короткое эфирное время, что выделено ему между рекламами. «И пока ты едешь в поисках ближайшей церкви, возблагодари Господа – да, возблагодари Господа – за бензин в твоих баках, за покрышки на твоих колесах, за валы, трансмиссию, поршни в цилиндрах…»

Я переключился на другую станцию и услышал бодрый голос, рассказывавший о семье из пяти человек, только что погибшей в автомобильной катастрофе. Следующая станция вещала: «К Рождеству купите вашим детям „Ультрасмерть“, новую замечательную игру для всей семьи. Возьмите карточку, бросьте кубик и выберите эвтаназию для вашей любимой тетушки…» Я снова переключился. Бесплотный голос говорил, что если моя поездка не жизненно важна, то ее лучше отложить, потому что в ближайшее время ожидается снег. Ведущему явно не помешало бы сменить очки или поставить в студии новые окна. Я выключил радио и закурил. Четырехчасовая поездка в Бостон превращалась в путешествие куда более долгое, при такой скорости я мог бы считать себя счастливчиком, если б добрался туда до полуночи.

Секреты лежавшего в кармане крошечного пластикового дружка можно было бы выведать, воспользовавшись моим собственным компьютером в офисе «Интерконтинентал», но что-то подсказывало, что для здоровья полезнее держаться от него подальше. Я позвонил секретарше Марте, сказал, что чувствую себя не очень хорошо и хочу немного отдохнуть. Марта видела пару раз приходившую ко мне на работу Сампи, а потому, проявив тактичность и благоразумие, не стала спрашивать, буду ли я отдыхать дома, а лишь пожелала скорейшего выздоровления. Интересно, знает ли она, кто мои настоящие хозяева? Марта – девушка смекалистая, и я бы нисколько не удивился, узнав, что она еще и оперативник Файфшира. Если так, то следы ей удалось замести весьма успешно. Вдобавок ко всему Марта была очень и очень хороша собой. Может быть, мне стоит в ближайшее время попытаться узнать ее получше? Приятные размышления на эту тему отвлекли меня на время от дороги.

Машины впереди внезапно остановились, и я несколько раз надавил и тут же отпустил педаль тормоза, чтобы избежать столкновения.

Массачусетский технологический институт. Я попытался вспомнить расположение кампуса, в котором провел несколько недель, изучая компьютеры. Имевшееся там оборудование стоимостью в миллиарды долларов приобреталось для обучения и приобщения к современным мировым технологиям самых способных студентов и молодых ученых Америки. Я надеялся, что никто не станет сильно возражать, если малая часть этого оборудования будет использована для практических нужд.

Погода ухудшилась, а дорога удлинилась, и я остановился на ночь в мотеле «Говард Джонсон», в компании едва ли не всего населения северо-восточного побережья. Оказалось, здесь собрались коммивояжеры, люди, для которых такие темы, как управление запасами коробок передач, вакуумная упаковка настольных ламп, еженедельные списки клиентов и рационализация дорожных расходов, были важнее сна.

С утра к душевым выстроилась длинная очередь, присоединяться к которой желания не возникло. Я вышел на парковку и занялся очисткой окон от снега и льда. Метель стихла, земля укрылась сверкающим белым одеялом, и чистое синее небо нежилось в мягком сиянии блеклого зимнего солнца. Дороги уже привели в порядок, хотя они еще оставались мокрыми от растаявшего снега, и мне удалось добраться до Бостона к самому часу пик.

Проехав по Масс-авеню и Гарвардскому мосту, я свернул направо, к главным корпусам института, и, оставив машину на открытой парковке, направился к потрясающе красивой набережной, Мемориал-Драйв.

Небритый, без галстука, с грязной физиономией, в мятых брюках и куртке, бледный после бессонной ночи, я надеялся, что легко сойду за какого-нибудь аспиранта.

Идя вдоль реки Чарльз, я остановился и посмотрел на другой берег, туда, где высился золотой купол бостонского Капитолия и вырастала из снега башня Джона Хэнкока. Не успел я повернуться и продолжить путь, как меня едва не смяла толпа сорокапятилетних любителей бега трусцой.

В холодный день даже кроху солнечного тепла принимаешь с благодарностью. Мои туфли быстро раскисли в мерзкой слякоти, заставив пожалеть о том, что я не позаботился надеть ботинки.

На компьютерные кабинеты рассчитывать не приходилось, но в отделении химии имелся Ай-би-эм 370, пользовались которым крайне редко. Туда я и направился. Все здесь как будто сжалось со времени моего первого визита, как обычно и бывает, когда приходишь в какое-то место во второй раз.

Подойдя к нужному зданию, я решительно повернул к входу. У двери стоял охранник, которого раньше здесь не было.