– Прошу, господине. Сейчас разбужу бабу – поесть сготовит. – Не дожидаясь ответа, Ефимий скрылся в сенях. – Эй, Фекла, мать твою итит! А, встала уже… Давай, спроворь чего поснидать господину… Да нет, это не Лукьяшка господине, эвон, окромя него тут и еще гость есть. Из купцов, говорит, из Звенигорода.

Ведомый слугой Раничев вошел в избу, оглянулся на пороге, покосившись на прислоненную к частоколу оглоблю, на крепкий засов, на кудлатого, ростом с теленка, пса. Усмехнулся:

– Однако, врагов каких ждете?

– Хватает тут лешаков, – угрюмо отозвался слуга. – Стену-то еще не выстроили, вот и шляется в город кто ни попадя. Шалят по ночам-то!

– Ты про что это, Антип? – вошедший в горницу хозяин подозрительно посмотрел на слугу. Тот потупился:

– Говорю, всяких пришалимков полно в граде.

– И то, – Ефимий кивнул. – Почитай, каждую ночь кого-нибудь да угробят. Меня вон раза три чуть не спалили, с тех пор и пасусь.

– А кто шалит-то? – садясь на длинную лавку, заинтересованно спросил Раничев. – Ордынцы иль гулямы остались?

– Да какие, к черту, ордынцы, – замахал руками хозяин. – Свои. Боярина Колбяты холопы, уж про то многие знают, да молчат – боятся. Сам же Колбята их и посылает – татьбой промышлять да верстати насильно в холопство. Жаловаться бесполезно – сын-то Колбяты у самого князя в любимцах ходит. Ты, господине, зря один-то.

– Да поотстали слуги.

– Так и ты не торопися! Не то, не ровен час… – Ефимий покачал головой. Погладив бороду, перекрестился на образа – то же самое тут же проделали и Лукьян с Иваном, – пододвинул к столу скамью, уселся. Видно, не терпелось переговорить с новым человеком. Общение с хозяином входило и в планы Раничева – вполне могло помочь делу. Потянув носом воздух – от печи, где хлопотала хозяйка, вкусно пахло топленым молоком и мясом, – Иван сглотнул слюну, улыбнулся, посетовал:

– Давненько в пути, и поговорить не с кем.

Хозяин постоялого двора скосил глаза на Лукьяна, шевельнул пальцами:

– Брысь.

Шмыгнув носом, отрок послушно вскочил с лавки.

– На сене поспишь, – кивнул ему Ефимий. – В овине. Инда краюшку у хозяйки возьмешь да щец вчерашних… Фекла, не все псу вылила?

– Да есть еще.

– Повезло тебе, паря!

– Спаси тя Бог за доброту твою, дядько Ефимий! – низко поклонился Лукьян. В ржавой, слишком большой для него кольчуге он чем-то напоминал взъерошенного воробышка.

Раничев поднял глаза – отрока бы тоже нужно порасспросить.