Она позвонила через неделю. "Вуду Чили" гремела на полную мощность, и он не расслышал ее сначала. Убавив звук, он понял, что она опять плачет.
— Кендолл, успокойся. Что случилось? Он снова ударил тебя?
— Расти, я боюсь.
— Почему ты шепчешь?
— Том пришел домой пьяный и от него пахло… другой женщиной. Я обвинила его в том, что он спит с кем-то еще, а он и не стал отпираться, заявил, будто это не мое дело. Потом начал бросать в меня гири. Я заперлась в ванной с беспроводным телефоном. Расти, я боюсь.
— Кендолл, позвони в полицию.
— Нет, он меня убьет, если приедет полиция.
— Тогда я позвоню в полицию. Где ты, Кендолл? Какой адрес?
— Нет, Расти, нет. — Послышался громкий треск. Он подпрыгнул от ее крика и тут же пошли гудки отбоя.
Черт! Он кружил по студии, как загнанный в клетке зверь. Помочь он ничем не мог… оставалось надеяться, что все образуется.
Следующие недели он сходил с ума. Хватал трубку, как только на телефонном аппарате загоралась красная лампочка. И опять какой-нибудь болван просил включить любимую песню. Где же она? Где?
Он понял, что безнадежно влюбился в голос, который слышал по телефону, как бы он этому ни противился. Внешность Кендолл уже не имела ни малейшего значения.
Расти впал в глубочайшую депрессию, опасаясь за ее жизнь, представляя себе всякие ужасы, которые она могла пережить.
Прошло четыре недели. Он вновь начал курить. Она позвонила, когда он начинал вторую пачку за смену и в студии стоял густой туман.
— Кендолл? Это ты? Ужасно плохая связь. Слава Богу, что ты позвонила. Где ты… — Расти чуть было не начал ругать ее за долгое молчание, но вовремя прикусил язык. Он вдавил окурок в пепельницу. — Ты в порядке?
— Он… мне крепко досталось. Очень крепко. Я не могла добраться до телефона и я… не могла говорить.
Расти представил себе свою телефонную возлюбленную со шрамами на губе и рукой в гипсе.
— Но ты можешь мною гордиться, — продолжила она. Я… постояла за себя.
— Что ты сделала, ударила дубину дубиной? — Она рассмеялась в ответ. — Так-то лучше. Где ты?