Он выдохнул дым наружу и снова повернулся к раненому.

– Ты прав, никто не должен жить на пепелище, но что поделать с теми, кто все-таки здесь живёт? Списать со счетов? Так нас давно списали, но что изменилось? Мы перестали быть? Нет, мы по-прежнему здесь. И чем хуже идут дела, тем сильнее мы становимся. Мы отказались покидать эту землю. Каждый по своим причинам, и эти причины иногда трудно сформулировать. Но назвать тебе свои я попробую. В России мне место было, а в Российской Империи не нашлось – ну, не складываются у меня отношения с новыми хозяевами. Я изгой и на Западе, потому что националисты-конфедераты ничем не лучше националистов с Востока – и у каждой стороны ко мне свой счет. Весь мир давно поделен, Али, и как бы вы не старались выгрызть для себя кусочек, вам вряд ли это позволят, потому что для того, чтобы дать вам, нужно у кого-то отобрать, а это с каждым годом все труднее и труднее. А нам наш мир отдали даром, за ненужностью. Швырнули в морду – нате, пользуйтесь! Пусть грязный, загаженный, опасный, но наш! Щедрый подарок, поверь, я говорю без иронии. Шанс построить что-то свое даже в таком кошмаре – бесценен, хоть ты и говоришь, что, это невозможно, я все-таки попробую. А если сдохну – значит, сдохну, но свободным, на своей земле, и так и не приучившись лизать ничью жопу…

– Если я выберусь отсюда, – сказал араб уже спокойно, – то буду самым счастливым человеком на Земле. Я знал, за что рискую, но не знал – как… Вы ненормальные. Были бы вы фанатиками, я бы еще понял, но вы же трезво оцениваете свои шансы. Знаешь, Сергеев, мне доводилось выживать там, где выжить было трудно, почти невозможно. Но жить, так как вы, постоянно жить в таком ужасе, я бы никогда не смог. Если ты выполнишь договоренности…

– Вот об этом давай и поговорим, – перебил его Михаил. – О наших договоренностях. Расскажи-ка мне про Школу…

Али-Баба стрельнул в его сторону глазами, сморщил нос от боли, пытаясь изменить позу, все-таки привстал, превозмогая собственное бессилие, устроился поудобнее, и лишь потом кивнул:

– Спрашивай. Только учти, я могу многого не знать.

– Расскажи то, что знаешь. Когда ты впервые услышал о Школе?

– Первое предложение я получил около года назад. В Москве…

– Кто-то из людей Истомина? – спросил Сергеев.

Он не хотел слышать положительный ответ, но был к нему готов. К счастью, араб покачал головой:

– Нет. Тогда – нет. Так получилось, что со мной захотели поговорить посредники – прибалты. В прошлом мы неоднократно с ними работали. Хорошие сделки по стрелковому оружию. Несколько раз взрывчатка.

– Я их знаю? – спросил Сергеев.

– Сомнительно. Они появились лет пять-семь назад, во время войны в Марокко. Мы поставляли оружие для повстанцев, но, как понимаешь, тогда действовало не эмбарго, а банальная блокада. И мы поставляли туда железо не столько для прибыли, сколько во славу Аллаха…

– Перевожу, – пояснил Сергеев, обращаясь к Левину. – Из трех транспортов – два перехватывали войска альянса. Каждый караван, дошедший до точки назначения, оплачивался в двойном размере Аль-Каидой. Но все делалось исключительно во славу Аллаха! И так до тех пор, пока среди повстанцев оставались способные держать оружие… И платить.

– Там до сих пор есть, кому держать в руках оружие, – Али-Баба приподнял бровь и дернул верхней губой, как рыкнувший пес. – И всегда будет кому. До той поры, пока Марокко не станет настоящей мусульманской страной.

– Как по мне, так на здоровье… У нас здесь своих забот хватает, так что на судьбы мира и все эти ваши освободительные движения мне свысока насрать! – отрезал Сергеев. – Можете хоть утопиться всей компанией! Что предложили тебе прибалты?

– Они предложили мне боевую группу, на пробу… Десятку, как они называли. Подготовленных для ведения диверсионной работы бойцов…

– Для диверсионной работы где? – спросил Левин. – Не понял?

– В любом месте, – ответил араб. – Я тоже удивился. Язык, знание обстановки – все это за минуту не приобретешь, но посредники объяснили, что язык не проблема – надо всего пару недель, и в пределах офицерского разговорника группа будет общаться с окружающими безо всякого труда. Я ответил, что особого интереса нет, хотя заинтересовался, особенно, когда услышал, что группу готовят нейропрограммисты…

– Нейропрограммисты? – переспросил Левин и посмотрел на Сергеева. – Тогда ничего не понятно. Нейропрограммист – это не ассенизатор. Специальность редкая, не то слово! Это что такое ваша Школа? Военный проект? Мне говорили о Капище, рассказывали разную херню, но я полагал, что свои сказки и мифы есть у каждого сообщества, а там очередное гнездо фанатиков, не больше. Тут, на Севере, сект – как собак нерезаных! Вот недавно приходил к нам соседушка, его дружки себя «иоановцами» называют, все ждут коня бледного… Живут в скиту, собирают колоски по заброшенным полям, мрут как мухи и молятся о прощении… Но они безобидные! А есть и другие… Вот, Капище, например… Ты же слышал про идолов с вымазанными кровью губами, про жертвоприношения?