– Вообще-то на четырех. Но при стимуляции памяти – на семи. Плюс стандартный шейперский язык программирования.

– На четырех-то и я могу. Правда, вот, письмом не стал себе мозги пачкать.

– Так ты что, совсем не умеешь читать?

– А зачем? За меня машины читают.

– Значит, ты слеп ко всему культурному наследию человечества.

– Странный разговор для шейпера, – удивился Рюмин. – Ты, стало быть, любитель старины? Мечтаешь нарушить Интердикт и вернуться на Землю изучать так называемые гуманитарные науки? Теперь мне понятен твой театральный гамбит. Мне-то за словом «пьеса» пришлось в словарь лезть… Потрясающий обычай. Ты вправду хочешь такое устроить?

– Да. А Черные Медики меня финансируют.

– Ясно. Но вот Гейша-Банк… Денежные штуки – это все по их части.

Опустившись на пол рядом с клубком проводов, Линдсей отцепил от ворота булавку Черных Медиков и повертел ее в пальцах.

– Так расскажи, с чем их едят.

– Гейши – это шлюхи-финансистки. Ты наверняка заметил, что твой кредит измеряется в часах.

– Да.

– Это часы сексуального обслуживания. У механистов и шейперов валюта – киловатты. Но уголовным элементам Системы для жизни необходим черный рынок. На нем в ходу множество теневых валют. Я даже статью о них написал.

– Ты?

– Да. Я же по профессии журналист. Развлекал буржуазию Системы леденящими кровь разоблачениями уголовного мира. Подробностями грязной жизни каналий-бродяг. – Он кивнул на кейс Линдсея. – Одно время все эти валюты базировались на наркотиках, но это давало Черным Химикам шейперов преимущество. Имело некоторый успех машинное время, но лучшая кибернетика – у механистов. И тогда пришел секс.

– Значит, люди приезжают в эту дыру за сексом?

– Чтобы реализовать свои часы, необязательно являться в банк, мистер Дзе. У Гейша-Банка – филиалы по всем картелям. А еще сюда прилетают пираты – обменивают добычу на компактный теневой кредит. Ну и – ссыльные с других орбитальных миров. Из очень уж невезучих.

Линдсей никак не отреагировал, хотя сам именно к таким невезучим ссыльным и относился.

Значит, задача ясна: выжить. Эта задача чудесным образом очистила сознание от прочих, менее насущных проблем. Заговор презервационистов, политические драмы, инсценированные им в Музее, – вся прежняя его жизнь осталась там, далеко позади. Она – не более чем достояние истории.

Плюнуть и забыть, решил он. Все прошло; осталось там, в Республике… От мыслей этих к горлу подступил комок дурноты. Он будет жить. В отличие от Веры. Константин хотел убить его при помощи перестроенных насекомых. Крохотные, тихие мотыльки – замечательное оружие, в духе времени. Они угрожают лишь плоти человека, но не целому миру. Но дядюшку угораздило случайно взять в руки медальон с феромонами, доводящими этих мотыльков до бешенства, и он погиб вместо Линдсея… Тошнота медленно, но упорно подкрадывалась к его горлу.