— Во-первых, кто там заливал про вторую щёку? Тебя от лицемерия собственного не корёжит, а? Что же вы щёку-то не подставите? Или другую какую часть тела? Или если мочить бандитов будете не вы, то и грех не на вас?
Бородач наливается кровью. Не то со стыда, не то со злости.
— Во-вторых, у нас говорят: “Простота хуже воровства”. А в вашей книжке точно написано что-то про гордыню. Вот ты припёрся в чужой лагерь, хочешь спихнуть свою беду на нас, и где обещание какой-то компенсации? Где вообще хоть одна мысль о том, зачем нам переться в другую часть округа, рисковать своими жизнями и подставляться под ответный удар Самеди?
По мере моей тирады улыбка Исайи тускнеет. Накомис хочет что-то сказать, но взмахом руки я останавливаю её.
— Но у нас нет ничего, что может заинтересовать вас, и нам не на кого больше рассчитывать, — паникует бородач.
— Значит, твоя позиция в этих переговорах слаба, а моя — сильна.
Енох опускает голову и будто сдувается.
— Я помогу вам.
Он тут же вскидывается, обретая надежду.
— Только при одном условии.
— Да?
— Все ваши люди переедут к нам. Станут частью
— Это невозможно! Наша вера диктует нам образ жизни. Мы не можем жить в окружении технологий, в суете, в грязи, в грехе! — ожесточённо отзывается парень.
— Мы только что установили, что ты не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Я веду жёсткий торг, но даже так вы получите гораздо больше, чем когда-либо предложит вам Самеди. Потому что ваших женщин не будут насиловать. Любого ублюдка, который совершит подобное, я повешу сам.
Начинаю загибать пальцы.
— Потому что никто не будет вас бить или издеваться иным образом. Потому что, как и прежде, вы сможете жить единым анклавом, подчиняясь общим правилам. Работая на благо всего форпоста и его обитателей. Потому что я не заставлю вас сражаться с людьми, хотя мог бы. Достаточно будет и того, что вы будете охотиться на зверей.
Исайя молчит, а я поворачиваю голову к Нако и спрашиваю:
— Разве мои условия чрезмерны? Невыполнимы?
Полицейская с кислым видом качает головой.