Ее тетка всегда отличалась исключительной проницательностью, едва речь заходила о малейшем ущемлении своих интересов. Давным-давно раскусив франтоватого наследника своего мужа, она нашла, что он достаточно образован, твердо намерен оказывать ей услуги и обладает серьезным и даже в некотором роде решительным характером. В конце концов, разве не был молодой сэр Эдвард разборчивым читателем — пусть даже только по его собственным словам, — увлеченным своими исследованиями и книгами?
Что касается самой леди Денхэм, то она уделяла мало внимания таким модным штукам и еще менее терпения проявляла к тем, кто пополнял собой ряды подписчиков. В конце концов, что еще такого можно почерпнуть из романов, чего бы уже не продемонстрировала жизнь? Многим, в том числе и этому молодому поклоннику литературы, стоило бы лучше оглядеться по сторонам, чтобы увидеть неприкрытое лицо природы и общества. Именно здесь следует искать мудрости, которая сокрыта и в безмятежности сельского существования, и в жестокости городской жизни — даже здесь, в тиши морского курорта. Обладающая богатым жизненным опытом леди Денхэм привела бы примеры такого умозаключения всем своим подданным. И поскольку она повторяла его снова и снова, культивируя и развивая подобное мировоззрение, то оно превратилось в дело всей жизни.
— Все лежит перед нами, и все, что от нас требуется, это смотреть и видеть скрытое от наших глаз — в причудливом сочетании причины и следствия и далее — в правильной интерпретации следствия и последствия.
Об этом свидетельствовал ее жизненный опыт. С юных лет леди Денхэм твердо знала, чего хочет. Она не успокоилась, пока не оценила всех нюансов своего положения в жизни, пока не изучила всех преимуществ снисходительного отношения к людям. Умело найдя и заняв это подобающее место, смогла позволить себе наслаждаться уважением, которое оказывали ей лучшие представители высшего общества, одновременно опекая и защищая тех, кто оказался не столь настойчив и удачлив, как она. Более того, леди Денхэм упорно стремилась сохранить подобный порядок вещей в той части общества, где она вращалась.
И тогда, разве не могло прийти в голову этой счастливой наследнице, основательнице блестящего курорта, что глубокий интерес племянника ее мужа к книгам, драмам и современным романам будут только ему на руку, что они помогут ему подняться и продвинуться в жизни? Властолюбивая леди Денхэм ничего не имела против интеллектуальных упражнений племянника, она всего лишь считала неверными его обожаемые книги — в отличие от молодой гостьи мистера Паркера, Шарлотты Хейвуд, которой экскурсы сэра Эдварда в области литературы представлялись не лишенными привлекательности, но которая была поражена его странными умозаключениями, с сожалением придя к выводу, что для него понимание смысла прочитанного вовсе не было главной задачей и приоритетом.
Совершенно неспособный, как истинный джентльмен, выносить нищету и еще менее способный представить себе ее последствия, он продолжал пребывать в твердом убеждении, что самой судьбой ему предназначено не испытывать лишений. К счастью для сэра Эдварда, леди Денхэм значительно лучше видела его бедственное положение. Она поняла, что своей бравадой, своими модными замашками — смешными усилиями очаровать прекрасный пол — он мог достичь только обратного результата, в том что касалось его планов и надежд, и поэтому делала все, чтобы он не потерял лица и обеспечил себе безбедное существование.
— Что до его сестры, Эстер, — поделилась она с внимавшей ей миссис Паркер, — то чем скорее она пополнит ряды потенциальных невест, вращающихся в центре приличного общества, тем лучше. Вы должны знать, мой дорогой друг, что независимо от своего желания человек может оставаться молодым и привлекательным еще долго после отведенного ему природой времени. И, на мой взгляд, ее привлекательность, в отличие от других леди, которым больше повезло, минимальна, даже сейчас, в дни ее расцвета. Увы! Вокруг Эстер только просители. Неужели молодую леди Денхэм весь остаток жизни будут осаждать те, кто не имеет собственных средств к существованию и никаких перспектив?
Сама мысль об этом казалась старой леди отвратительной, и она постаралась отогнать ее как неуместную. Времени недоставало и для более трезвых размышлений. Она сама слишком долго и упорно трудилась над тем, чтобы ее положение в жизни было надежным и прочным.
В качестве утешения она предпочитала обращаться к своему собственному творению — к покорной, послушной, разумной, покладистой и уступчивой мисс Кларе. Сейчас эта молодая женщина уже больше устраивала хозяйку Сандитон-хауса, которым еще никогда не управляли так хорошо. Самое же любопытное заключалось в том, что, как ни мало была склонна леди Денхэм раздумывать о дальнейшей судьбе своего состояния — поскольку при этом, естественно, подразумевалась ее собственная кончина, — она обнаружила, что ей нравится предаваться размышлениям о будущем этого юного создания, в котором она угадывала некоторые собственные черты.
Эти мысли разительно отличались от тех, которые посещали леди Денхэм в самом начале их знакомства. Появление беспомощной родственницы влекло за собой достаточные неудобства. Где поселить ее в огромном доме? Как вести себя с ней? Уж, конечно, не как с прислугой. Тем не менее хозяйка Сандитон-хауса никогда не допускала и мысли о том, что девушка может стать членом семьи. Что же касается близкой, равной себе по положению особы, каковой была она сама, то эта достойная жалости девочка никак не подходила для роли компаньонки. И только благодаря странному стечению всех перечисленных обстоятельств леди Денхэм способствовала появлению в доме этой молоденькой девушки.
Но даже при этом существовали определенные обязанности, и от Клары требовалось их безусловное выполнение. Как иначе оправдать то, что ее приняли в таком роскошном доме? Читатель может быть уверен, что мисс Бреретон приложила все усилия к тому, чтобы усердно исполнять возложенные на нее обязанности, сделала так, чтобы ее присутствие было заметным, и постаралась создать комфорт и уют для всех, кто окружал ее.
И все-таки сколь мало внимания при этом переезде было уделено ее собственной душе! Она испытывала беспокойство, бродя по длинным коридорам своего нового жилища. Она тосковала по людям, которых знала и которых оставила — своим ближайшим родственникам, и чувство одиночества, которое снедало ее, а также оторванность от всего, что ранее окружало ее, оказывали на девушку угнетающее действие.
Действительно, она испытывала чувство благодарности к леди Денхэм. Однако же преобладающим было чувство благоговейного страха. Разве ее не вырвали из когтей бедности и поселили в этом роскошном особняке с видом на море? Помимо всего прочего, разве не избавили ее от перспектив безрадостной жизни — в лучшем случае от роли прислуги в каком-нибудь жалком, неприветливом доме или, что намного хуже, от положения дальней родственницы, финансовые неурядицы которой длились бы бесконечно? Те Бреретоны, которых она знала, были добрыми людьми. Они никогда не предали бы ее, хотя, по правде говоря, они владели очень немногими богатствами, охотников до которых, напротив, было великое множество.
Клара должна была всегда помнить о проявленном по отношению к ней снисхождении, о той ответственности, которую возложила на нее леди, проявив терпение к ее появлению в Сандитоне; именно таким образом она истолковала благожелательность своей тетки. Какие бы трудности перед ней ни стояли, в силу своей молодости и неискушенности она намеревалась преодолеть их, сохранить надежду, направить свой живой ум на завоевание положения в новом доме.
Как следствие, многие обстоятельства переменились в ее пользу. Тем не менее, хотя сейчас ее светлость явно ценила Клару, она не могла забыть о первоначальной холодности, об этом менторском тоне, какими встретили ее сразу же после приезда, когда, почти ничего не зная о привычках своей хозяйки, она позволила чувству страха смениться мимолетной радостью — когда она впервые увидела роскошные покои ее светлости, испытала счастливое ощущение спасенной, оказавшейся в безопасной гавани. Она ходила, пританцовывая, в ее поведении сквозила живость, она даже напевала вполголоса от свалившегося на нее счастья, переходя из комнаты в комнату. И в этот момент Клару отрезвили слова ее тетки.
— Дитя мое, что за поведение! Я еще не привыкла к неуправляемости молодого поколения. Успокойся — ты так топаешь, что можешь разбить мои хрустальные сервизы — неужели ты намерена своим визгом расколотить их на мелкие кусочки? Здесь ты быстро научишься аристократическим манерам. Находясь на моем попечении, ты усвоишь уроки повиновения, которого вправе ожидать от тебя твои наставники. В Сандитон-хаусе это главное правило. И его не вправе нарушать никто из тех, кто мне близок.
Ее упрек оказался для молодой девушки холодным душем, он погрузил ее сначала в непривычный холод торжественности, а потом поверг в полную растерянность. Время от времени она задумывалась над своим положением и старалась оценить его: если она хотела, чтобы к ней здесь относились терпимо, то должна была знать свое место. И поэтому Клара Бреретон ушла в себя. Живая от природы, она постоянно следила за собой, чтобы не дать прорваться истинным чувствам. Она находилась здесь из милости, только для того, чтобы доставлять удовольствие.
Однако вскоре она обрела некоторый комфорт, который пришел к ней вместе с молодым посетителем Сандитон-хауса. Сэр Эдвард Денхэм подружился с девушкой. Он обладал прекрасными манерами; он был не прочь пофлиртовать; он был образован и упорен. Как им можно было не восхищаться?
Одинокая и отчаявшаяся, она с упоением внимала каждому его слову. Разве удивительно, что она была склонна поверить романтичному сэру Эдварду, когда он устремлял на нее темные глаза и начинал читать стихи из своего безграничного запаса?
К чему же тогда преувеличивать или преуменьшать значение той сцены, свидетельницей которой стала Шарлотта? Как можно счесть ее достойной удивления или непристойной? Пара была молодой; они испытывали друг к другу сильное влечение, причем очарование молодой леди заставляло подозревать большее, чем было на самом деле.