На мой взгляд такие предосторожности были излишними, но староста настоял.
Отряд Корсакова действительно отошел дальше к лесу, оставив всю поляну перед стеной свободной.
От стены было видно, что люди стоят на самой границе леса. Но большая часть отряда скрылась в чаще.
Оттуда можно было легко достать выстрелом из ружья, но о прицельной стрельбе из арбалета не могло быть и речи.
Я вышел и заметил, что Корсаков спешился и идет мне навстречу.
Не знаю ровно на середине или нет, но невысокий широкоплечий человек остановился. Он был чуть ниже меня ростом, зато раза в два шире и явно тяжелее. Мощные руки, толстая шея, ноги словно колонны. Кряжистая фигура, похожая на гнома из игр. Только значительно выше. Будь он обычного телосложения выглядел бы средне. А при его росте и таких габаритах казался огромным.
По сравнению с ним, я действительно был мальчишкой. Но даже это внешнее превосходство не давало ему право считать меня пацаном.
Я подошел и встал в метре от него, как совсем недавно стоял рядом с Настей. Посмотрел в серо-стальные глаза, в данный момент не выражающие ничего. Или же это мне не удавалось их прочесть.
— Говори, — предложил я Корсакову начать разговор.
— Сдайся.
Я фыркнул.
— Нет, я неправильно выразился, — как-то картинно замахал руками и поторопился исправиться Корсаков. — Давай не будем сражаться. Присоединяйся ко мне!
— В чем присоединяться? — изобразил я удивление.
Надеюсь искреннее. Он ведь не знал, что я в курсе его задумки создать свою империю. О том, что я знаю, зачем ему нужен.
Я же хорошо помнил стишок, рассказанный мне Настей, услышанный ей в застенках этого человека: — «Кто ветра три в руке собрал, восьмой четвертым рядом встал. Тот сможет бурю обуздать, империю свою создать».
Интересно историк Буянов еще жив?..
Вспомнив, что Корсаков держал девушку взаперти, я снова ощутил к нему ненависть. Мне даже не пришлось думать об убитых родителях или о нападении на меня самого.
— В моей борьбе за свободу, — ответил Корсаков.
Так вот как он это называет. А я думал мятеж, бунт или восстание лучше подойдет.
— И в чем же она заключается? — как ни в чем не бывало спросил я.