Я придирчиво осмотрел себя. Всё было в порядке. Ночь была теплая, и от таскания трупов я немного вспотел, отчего рубаха стала липнуть к телу, но осталась относительно чистой. Штаны немного замазал в земле, когда делал подкат, но ничего, на тёмном не видно, подсохнет отряхнуть и сойдет.

В целом, я выглядел, как среднестатистический житель деревни. Это было удобно, учитывая то, что нам предстояло скрываться и стараться не привлекать внимания. Если только такая одежда не служила униформой наемников в этом мире.

Я спросил Лушку о своем внешнем виде. Та ответила, что выгляжу я как обычный мужик. Это мне и требовалось.

Нож Лушка вернула в ножны, предварительно отерев лезвие о рубаху покойника.

Скрыться, вот что нужно сделать и как можно быстрее. Если больше проверяющих не пошлют, то к утру всё прогорит. Ещё веток подкину и порядок.

К тому моменту, как девушка вернулась с клинком в руках у меня было всё готово. Все трупы отправлены в огонь, всё добытое в бою барахло собрано в кучу.

Перед уходом, я подкинул в костер остатки сухих веток, самых толстых, заготовленных первой похоронной командой. Кости всё равно останутся, но опознать останки будет невозможно.

Собрав оружие, мы рванули через поляну в лес. Там, отойдя подальше, спрятали всё оружие, включая пистолет с порохом и свинцовыми шариками под корнем кряжистой березы. Я оставил ножом метку на стволе, по которой при необходимости смогу найти тайник. Нож оставил при себе, на всякий случай.

Пора было сваливать и я только сейчас понял, что не представляю, где нахожусь. Нет, я не про мир, а про место. Про локацию, если кому-то так больше нравится.

Я не знал, как спросить так, чтобы не выдать себя. Подумав немного, решил поинтересоваться какая самая ближайшая отсюда деревня. Не обязан же я всё знать.

Лушка задумалась на секунду и сказала, что ближе всего стоит Гришино. Это на северо-восток от имения. Три версты через лес.

Идти нужно было мимо дома, так как с востока лес был слишком густой и лучше всего пройти по краю парка. Это было кстати. Мне хотелось взглянуть на дом, а заодно немного разведать обстановку.

От костра через лес мы шли молча. Лушка сказала, что центральный вход с восточной стороны. Там лес хоть и густой, зато довольно далеко от дома, а с угла вполне комфортно можно следить за тем, что происходит на крыльце.

Так мы и поступили. Дошли до северо-восточного угла и спрятались в кустах по моей просьбе. Костёр же с трупами был расположен к юго-западу от дома.

Я присел на корточки, чтобы не торчать из низких ветвей и принялся наблюдать. Пока девушка топталась у меня за спиной, пытаясь хоть немного наладить разодранное в клочья платье, я рассматривал дом. Нет, я бы сказал особняк. Слово дом тут было неуместно, а до дворца это строение немного не дотягивало.

Прежде всего бросались в глаза высокие колонны у входа в количестве восьми штук. В предрассветном сумраке было сложно понять какого они цвета, но скорее всего белые. Основной фасад каменного дома был значительно темнее. На его фоне, казалось, что колонны светятся каким-то внутренним светом.

Капитель колонн была украшена резными лепестками, одинаковой формы и размера. Сначала я подумал, что у декораторов не хватило фантазии, но потом понял, что это было. На вершинах колонн красовалась увеличенная «чешуйка» Горного Змея. Я потянулся и коснулся медальона под рубахой. Мне показалось или он действительно был теплым?

Восемь колонн поддерживали простую треугольную крышу над входом. На фасаде было много окон. Каждое площадью с небольшую комнату в хрущевке. Некоторые окна светились и было видно, что внутри передвигаются тени. Видимо, обыск шёл полным ходом.

Тоска с особой силой накатила и ушла прочь, как только я трижды глубоко вдохнул и выдохнул. Короткая дыхательная гимнастика помогла. Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг показалось, что это мой фамильный дом обыскивают. Это ко мне нагрянули незваные гости и теперь топчут мои ковры, бережно разостланные прислугой. Оставляют на них грязные следы от сапог и разворовывают мой винный погреб, собираемый отцом годами. А столь любимые матушкой картины современных художников, режут и полосуют острыми ножами в надежде раздобыть то, чего в доме уже нет, то, что теплым кругляшом до одурения жжёт грудь, разъедая кожу, словно кислота.

Я схватился рукой через рубаху за медальон и почувствовал его тепло. Такое родное. Только сейчас я понял, что такое родовое поместье. Та часть жизни, что прошла здесь и совершенно не отзывалась на потуги вспомнить, вдруг приоткрылась и показала какую-то часть себя.