— Там сражение линкоров. Американец взорвался!

Они без энтузиазма прокричали «Банзай!» и под причитания пилота: — «Ох, не долетим, не долетим», почапали к своим. Через два часа, после того как израненная машина филигранно села на палубу «Хийё», экипаж узнал новости. Грандиозная битва линкоров — семи японских против шести американских, окончилось победой. Правда «полной» назвать её язык не поворачивался, уже под самый конец, кто-то из недобитых американцев отомстил. «Муцу», шедший замыкающим в колонне 1 ДЛК, взорвался, выбросив в небо гигантский огненный протуберанец. Спасти почти никого не удалось. Третьей дивизии линейных крейсеров тоже досталось. «Норт-Кэролайн» и «Массачусетс» не стали больше испытывать судьбу под массированными ударами авиации. С «Вашингтона» сняли экипаж и добив линкор торпедами, эскадра пошла на восток, к западному побережью Америки. Прямо в объятья линейных крейсеров. Только эта добыча им оказалась не по зубам. В вечерних сумерках произошёл короткий, но ожесточённый бой. Флагманский «Харуна» поймал пять 406-мм снарядов и вывалился из строя, адмирал Абэ погиб вместе со всем штабом. Остальные, тоже получив повреждения, продолжать бой не решились. Американцы ушли.

Вот теперь, выплывая из воспоминаний, Акира сказал ещё раз:

— Участвовал. Видел. Случайное несчастное попадание. Как говорят американцы — «лаки шот». Главное что они не добрались до десанта. Остальное превратности войны. Так думают на флоте.

— Да уж. — Крякнул полковник. — Превратности. Хорошо, поехали пить.

— Поехали.

Тяжёлый боевой вылет, вынужденная посадка, встреча с другом и катание на танке. К вечеру Акира чувствовал себя полностью выжатым. Несколько чашечек чистого виски и он, блаженно улыбаясь, начал клевать носом. За столом громко смеялись, хвастались друг перед другом, кто-то даже порывался петь. Вдруг шум утих. Ясуо ткнул его локтем:

— Смотри.

Рядом с тентом два солдата держали раздетого по пояс крепыша-американца. Его глаза были завязаны чёрной тканью, а руки скручены за спиной. Со своего места поднялся полковник Кита.

— У нас практикуется древний обряд — кимотори. Все офицеры прошли через него. Но мы подумали о наших дорогих гостях, которые доблестно бьются и при этом не имеют возможности захватить в плен живого врага. Мы приготовили вам подарок. Этот офицер-танкист настоящий самурай, он сжёг три наших танка, взяли его, когда он был без сознания. Это достойный враг. Господа лётчики, кто хочет испробовать остроту своего меча?

За столом повисла тишина. Желающих не было.

— М-да? Странно. — Кита действительно был удивлён. — Ну ладно. Капитан…

В этот момент встал… Сато. Выпил он немного, но таблеток наглотался всласть и сейчас наверное макушкой задевал небо.

— У меня нет с собой моего меча. Могу одолжить ваш?

Полковник просиял.

— Конечно.

Сато взял меч, крутанул его несколько раз, привыкая к балансу, встал в стойку. Солдаты разошлись, пленный выпрямился, вскинул голову. Он наверное догадывался, что его сейчас убьют. Но не догадывался КАК. Стрелок-радист сделал короткий шаг, поднимая меч. Удар был настолько стремительным, что почти не улавливался глазом. Просто размытый блеск клинка и располосованное наискосок тело плавно опускается на траву. За столом взревели. Сато, с расширенными зрачками на бледном лице, довольно улыбается, а сержант-танкист вырезает печень из ещё бьющегося в конвульсиях человека. По традиции кимотори печень надо есть пока она горячая.

Смерчи огневых налётов корабельной артиллерии, завывание пикировщиков, звериный рёв рукопашных. Нет связи, все частоты забиты помехами, на экранах локаторов сплошной «снег». Оборона Оаху доживает последние дни, а может и часы.

То что остров удержать не удастся МакАртур понял давно, сразу после разгрома флота. Остальное была агония. Правда ещё оставалась маленькая надежда, что из Штатов прорвётся подкрепление, но после начала высадки джапов на Кауаи и эта надежда исчезла. Западный остров, несмотря на бомбардировку из морских орудий, держался два дня. Гарнизон не давал японским десантникам вырваться с плацдарма и удерживал аэродромы. Две армейские эскадрильи: 70-я на «Кобрах» и 44-я на «Китти» отчаянно сражались за господство в воздухе. Разведка обнаружила огромный транспортный конвой японцев, но пока Кукуиула-Харбор не захвачен, разгрузиться они не смогут. Атаковать соединение оставшимися бомбардировщикам командующий Седьмым воздушным флотом отказался наотрез. Он напомнил то, что происходило с первого по четвёртое ноября — огромные потери в самолётах без видимых успехов. Бесчисленные стаи «Зеро» и противосамолётные ракеты, те одиночки, которые прорывались через эти заслоны без труда сбивались корабельной ПВО. О американских подводных лодках тоже не было ни слуха, ни духа. Такое ощущение, что 25 субмарин растворились в океане без следа.

Перелом произошёл на рассвете четырнадцатого ноября вместе с появлением четырех десятков летающих лодок «Эмили» и «Мэйвис». Такого никто представить себе не мог, но это произошло. Пролетев за 15 часов 4000 км с Маршаллов, гидросамолёты сбросили множество парашютистов прямо на аэродром Ханапепе и ушли к Биг-Айленд. Уже вечером джапы ворвались в порт. Уцелевшие истребители перелетели на Оаху, а на аэродромы Кауаи стали садиться армейские «Салли» и «Оскар», видимо они дозаправлялись на Мидуэе. Теперь блокада стала полной и надежд на подкрепления не осталось. Началась изматывающая десятидневная бомбардировка. А 25 ноября, в порт Гонолулу вошёл старый линкор «Фусо», остановить его было нечем — береговые батареи были уничтожены, минные поля вытралены. На набережные города хлынули пехотинцы Гвардейской дивизии.