— А чо ему станется? Разжаловали его в майоры да отправили в другое место солдатиков губить. Барская ить доля иная, чем наша. Да и то сказать, женился он на дочке богатого купца, живёт сейчас где-то припеваючи.

— Да, действительно, число тринадцать несчастливое число, — протянул я вслух. — Хотя, с другой стороны, если командир дерьмо, то тут никакое число не поможет.

— Вот это в самую точку. Ить это в самый раз, — обрадованно поддержал меня солдат. — Ведь сразу после Облеухова пришёл к нам на батальон штабс-капитан Дьяченко. Вот это настоящий командир. Отец солдатам. Хоть службу с нас справно требует, но и помирать холодом и голодом не позволит.

Я понял, что своего командира солдаты уважают. Хоть не у дурака в подчинении жить придётся. Тут я поймал себя на мысли, что начинаю свыкаться со своим положением и даже как-то непроизвольно к нему подстраиваться.

День уже клонился к вечеру, когда от головы обоза прилетела весть: вышли к Шилкинскому заводу. А через некоторое время из-за очередного поворота показался берег забайкальской реки.

Постепенно на берег втянулась вся колонна переселенцев.

Лица людей преобразились. В глазах загорелся огонь и надежда на то, что в ближайшем будущем всё изменится к лучшему. Я уже знал, что многие переселенцы за путь, длинною в год, похоронили своих родных и близких. Весь Сибирский тракт был усеян деревянными крестами и безымянными холмиками могил. Переселенцы Вятской, Пермской, Тамбовской и Воронежской губерний тоже внесли свой скорбный вклад в пополнение придорожных кладбищ. Но теперь измотанным дальней дорогой людям казалось, что главные трудности позади. Впрочем, где-то отчасти так оно и было. По крайней мере, голод уже не грозил. Амур и тайга прокормят. Оказывается, нас ждали. Ещё с ранней весны солдаты 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона занимались изготовлением плотов и прочих сплавных средств для переселенцев.

Солдаты батальона даже умудрились срубить несколько банек.

Было объявлено, что мы останавливаемся здесь на неделю.

Общими усилиями закончим постройку плотов и в путь. Следующая значительная остановка будет в Усть-Стрелке. Эта казачья станица стоит на пересечении двух забайкальских рек — Аргуни и Шилки, и от их слияния зарождается великая дальневосточная река Амур.

Обрадованный известием народ с энтузиазмом бросился обустраивать временные жилища. Истосковавшиеся по осёдлой жизни люди радовались хоть какой-то видимости постоянства. Мы, как и все, под «чутким» руководством унтер-офицера Батурина, принялись строить шалаш, а к вечеру Батурин приказал почистить оружие, и мы уселись ужинать.

Батурин достал из своего ранца бутыль с мутной жидкостью.

— Ну что, служивые, выпьем за страдания наши многотрудные? — потряс он бутылью перед собой.

Солдаты радостно оживились.

— А мы, Устиныч, тут и сами расстарались, да не знали, как к тебе подступиться, — улыбнулся тот самый седоусый солдат.

Я уже знал, что звали его Зиновием, и он был одним из самых старых солдат батальона. По нашим меркам — дембель, или дед.

Служили в то время двадцать лет. Немудрено, что традиция называть дедом выслужившего свой срок службы солдата сохранилась до наших дней. Армейские традиции живучи.

— Ишь ты, расстарались они, — довольно усмехнулся польщённый унтер, — воину выпить с устатку не грех, а в остальное время это баловство.

— Что правда то правда, Устиныч. Сам Александр Васильевич Суворов не возбранял. А тот солдата ценил и уважал, — поддержал его Зиновий.

— Да, великий был полководец. Настоящий отец для нашего брата-солдата, — согласно крякнул Батурин, разливая содержимое бутыли по протянутым солдатским кружкам.