— Черта с два найдешь, — сказала канадка. — Ты, моя дорогая, прирожденная жертва. Ты просто не можешь иметь это без любви, правда?

— Я в него не влюблена, — парировала Джуди. — В этом ты ошибаешься.

— Ради бога, давай не будем! — Нэнси поднялась из-за стола. — Можешь сколько угодно водить сама себя за нос, но не пробуй водить за нос меня! — Уходя с кухни, она хлопнула дверью.

Свердлов прилетел обратно в Вашингтон. Он прошел прямо в свой кабинет и принялся за работу. Вызвав Анну Скрябину, он начал диктовать, и она сидела за своим столиком, расставив ноги так, чтобы он не мог их не видеть. Ей велели подмечать малейшие признаки необычного в его поведении. Она ничего не заметила, разве что он выглядел очень усталым. Он осунулся, щеки ввалились, под глазами залегли темные тени.

— Выпьете чая, товарищ Свердлов?

Он взглянул на нее и улыбнулся. Его буквально тошнило от вкрадчивого голоса, сексуально вызывающего взгляда, который она бросала на него поверх блокнотика для стенографии. Глядя на девушку, он не переставая думал о Калинине, молодом человеке, работавшем вместе с ним три года, которого Свердлов уважал и любил за целостность натуры. Человек нового поколения советских русских, чей ум стремился к независимости и старался вырваться из пут старого революционного мышления, объявившего кровь и террор очистительными средствами для счастья человечества.

Он вспомнил о Калинине, каким тот был, когда они виделись в последний раз — тогда Свердлов собирался ехать на Барбадос. А теперь он представлял, как Калинин выглядит в камере на Лубянке.

— Да, принесите. Мне нужно написать письмо жене.

— Вы выглядите очень усталым, — отважилась заметить девушка. — Надеюсь, дома все в порядке.

— Нью-Йорк — сумасшедший город. — Свердлов немного распрямился и с одобрительной улыбкой посмотрел на нее. — А самое трудное — это ухаживать за красивыми леди, которые никак не могут на что-нибудь решиться. Как вы считаете, Анна, легко убедить женщину?

— Не знаю. По-разному.

— Что значит — по-разному? От чего это зависит? — Он с любопытством оглядывал ее, и она почувствовала себя так, будто он впервые за время их общения увидел в ней человека. Ей стало даже страшно. Ей приходилось ложиться в постель со многими мужчинами, но при мысли о Свердлове она терялась.

— Это зависит от женщины и от того, во что вы хотите заставить ее поверить, — сказала она. Разрумянившись, Анна выглядела очень хорошенькой.

— В то, что люблю ее, — ответил Свердлов. — И больше ничего. И когда женщина в это верит, она делает почти все, чего захочет от нее мужчина, не так ли?

— Да. Да, и я так считаю, товарищ Свердлов.

— Добре. — Свердлов криво улыбнулся. Девушка приоткрыла рот, обнажив зубы и на миг показав кончик языка.

— Тогда мой друг в Нью-Йорке очень скоро убедится, — добавил он. — И можно будет отоспаться. И поехать домой.

Она принесла стакан чаю и повернулась, чтобы уйти и, как всегда, оставить его на десять минут одного, после чего он обычно приглашал ее обратно.

— Анна, я передумал. Я хочу послать жене телеграмму. Отдайте ее шифровальщикам.

По внезапному наитию он решил не писать: даже авиапочтой письмо будет идти слишком долго, да еще пока Голицын вскроет и прочитает его перед отправкой. Любой ценой нужно сделать так, чтобы у этого старого хитреца не возникло мысли, что он уклоняется от возвращения в Россию.