Он улыбнулся, и так и не услышал, что еще кроме здоровья он должен получить в благодарность, ведь бабуля испуганно отшатнулась, запнулась о ступеньку и чуть не упала. Он поддержал ее, однако та очень ловко высвободилась и уставилась на парня своими карими глазами, которые теперь излучали лишь настороженность и испуг. Он испугал ее. Испугал собой. Когда он улыбнулся, черты его лица изменились, глаза стали блестеть и лицо стало напоминать собой лицо восковой фигуры. Словно оно было не живым, неестественным. Сложно было сказать, из-за чего именно складывалось такое впечатление, но оно определенно складывалось. Улыбка была и искренней, и какой-то неестественной одновременно, а вечно излучающие эмоции глаза внушали страх — ведь для этого лица они были слишком живыми. Неестественно живыми. И по непонятной причине, вызвали в ней резкую волну страха, потому она и чуть не упала, когда слишком резко отшатнулась от молодого человека.

Тонкие и длинные пальцы постарались придержать ее, но лишь еще больше испугали своей холодностью. И сейчас она внимательно всматривалась в лицо парня, который, впрочем не слишком удивился такой реакции на его помощь. На его памяти так было всегда, и его это не смущало абсолютно. Он наклонился к старушке, и начал тихо что-то ей говорить. У него был низкий и чистый голос, без намека на хрипотцу. Голос был спокойным. После чего он молча донес ее тележку до конца лестницы, глядя на женщину сверху вниз (она так и осталась стоять на лестнице, упершись рукой о поручень), склонил голову в знак прощания, и продолжил свой маршрут, загадав себе не забыть задать брату вопрос на счет здоровья, которым его хотела наградить бабуля.

Дождь постепенно прекратился, в парке было тепло и даже немного душно. Конечной точной его маршрута, оказалась одна из деревянных лавочек, точными клонами которой был заставлен весь парк. Он хотел сесть там, откуда сможет видеть город — а эта лавочка была единственной свободной, которая подпадала под это его требование. Парк находился на холме, и на краю его можно было лицезреть панораму города, который раскинулся внизу.

Он оглянулся. На соседней лавочке сидела пара влюбленных, парень и девушка, по виду им было около двадцати лет. Они сидели в обнимку, теребили пальцами руки друг друга и молчали — и молчание это было для них слаще любой беседы. Они не смотрели друг на друга, но при этом чувствовали себя единым и неделимым существом. Им было хорошо и тепло, вот так просто сидеть, просто находиться рядом, просто дышать в унисон — он мысленно попытался вспомнить, как это явление называется. Слово вертелось у него на языке, но прошло секунд пятнадцать пока он его, наконец, вспомнил. Любовь.

Эту человеческую натуру он понять не мог, как ни старался. Любовь. Что это такое? Вот сидят они, влюбленные, любят друг друга, им хорошо. И каждый из них свято убежден, что его вторая половинка единственная и неповторимая, что он жить без нее ну совсем никак не сможет, и вся прочая чепуха подобного рода которую они сами для себя и придумывают. А ведь судя по возрасту, каждый из них влюблен далеко не первый раз. То есть, у них обоих уже были «вторые половинки», без которых они «жить не могли», и которые были «неповторимы и не такие как все», и с которыми каждый из них собирался жить вечно. И естественно на эту тему была написана уйма песен в стиле «Я никогда тебя не забуду». Ну да, примерно так.

Но как-то все прошло, и теперь они в очередной раз, возможно уже сбившись со счета всех своих влюбленностей, продолжают тешить себя все теми же иллюзиями что и раньше.

Он вспомнил, как его брат многократно пытался ему втолковать что-то про это чувство, объяснить его суть и природу. Брат старался, а он все никак не понимал. Не понял, да и не поймет, скорее всего, никогда. И он даже словил себя на мысли что как-то и не особо переживает по поводу своего незнания в вопросах любви и прочей чепухи, которую люди сами же себе и придумывают. А потом начинают страдать, от того, что они сами себе и придумали. Забавные создания.

От подобного рода размышлений его внезапно оторвали мужчина и женщина, которые, наигранно улыбаясь, подсели к нему на лавочку.

— Здравствуйте, уделите нам минутку, а? Скажите, вы верите в Бога?

— Добрый день. Хм… Я даже и не знаю, что именно вам на это ответить… Вера слишком сложна для меня, наверное.

Он улыбнулся. К нему далеко не в первый раз подходят с такого рода вопросами, и каждый раз ему было чрезвычайно интересно пообщаться и послушать этих людей. Увидев его реакцию, женщина оживилась — видимо потому, что впервые за весь день ее не послали сразу — и довольно бойко затараторила, перелистывая в руках страницы каких то невзрачных брошюрок с цветными картинками, на которых были изображены люди, животные, и Бог, при чем все были несказанно счастливы, улыбались друг другу и небу, махали руками, и явно звали за собою прямо в рай любого кто эту брошюрку прочтет. Недорого и с гарантией.

— А вот зря вы так неуверенно говорите о Боге! Ведь все ответы уже есть в Библии, осталось только найти толкового наставника, чтобы он помог вам расшифровать их!

Женщина говорила долго. А он слушал. Морщил лоб и сосредоточено слушал, стараясь не пропустить ни единого слова. Ему было действительно очень интересно, он задавал вопросы, а женщина доставала все новые и новые брошюры из своей сумочки, совала ему и отвечала, явно чувствуя себя на нужной волне. Мужчина, который подошел вместе с ней уже заскучал, и вроде как даже задремал немного, а сама женщина была слишком увлечена беседой, поэтому никто не мог заметить оранжевого блеска, который иногда мелькал в глазах парня. Парня, который сидел на лавочке в парке, и который прекрасно знал обоих людей, которые к нему подошли.

А они его не знали. Так всегда с людьми. На улицах он неоднократно проходил мимо каждого из них, но они не запоминали его, и не узнавали впоследствии. Рамки их сознания не позволяли им понять и ощутить насколько близко он иногда к ним приближается. А он их помнил, абсолютно всех. Любил за ними понаблюдать, с ними пообщаться.

Издав несколько странных и сдавленных звуков, включился старый парковый фонарь.

На город опускался вечер