Вдруг на улице засмеялись дети, и вбежали в дом. За ними вошла женщина и шикнула, чтобы не кричали. Они подошли ко мне, им было лет десять – тринадцать. Следом зашел мужчина, что достал меня из воды. Это был не сон! Но я помню, как сзади, за толпой в людей начали стрелять, и задние ряды нажали на передние, и как я падал с каменистого обрыва, и как в темноте приближалась земля.

- Севал, я вижу, что ты не спишь, надо по утру выдвигаться, а то вода встанет, и мы не успеем отвезти шерсть, - мужчина говорил спокойно, размеренно. Дети при нем говорили шепотом, но голоса их были счастливыми.

Я сел и посмотрел на него. Он улыбнулся и двинулся ко мне.

- Иди за стол, еда готова, вроде взрослый мужик, а полез на воду, окрайки всегда кажутся крепкими, а ломаются на раз, вон, даже Бран знает, да, Бран? - он повернулся к мальчишкам, которые тут же подбежали к нам.

- Да, нельзя на воду, пока она не замерзнет в толщину топора, - мальчишка подражал отцу, старался выглядеть старше, мудрее, но был хвастлив, в отличие от младшего – тот внимательно рассматривал меня, сощурив глаза.

Я наклонил голову и почувствовал, как на лицо упали волосы. Пощупал голову и понял, что это мои волосы. Длинные, светлые, чуть вьющиеся, как у этого большого, пахнущего сырым деревом и дымом мужика. И тут я увидел свои руки. Они были белыми, одинаково белыми были ладони и верхняя часть ладони, я оттянул ворот рубахи, на которой не было пуговиц. Грудь моя тоже была белой.

- Где зеркало? – я не узнал свой голос и тут меня накрыл страх. Я не понимал, что происходит и где я. Почему они говорят со мной, как будто знают меня?

- Еще чего, зеркало ему, - мужчина зычно засмеялся, его женщина только чуть улыбнулась, но ткнула мужа в плечо, мол, не стоит смеяться.

- Кто вы, - вот это я спросил зря. Как и сейчас, вспоминая это, так и тогда, спустя минуту, после того как этот вопрос слетел с моих губ, я понимал, что я зря задал его. Все можно было сделать иначе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Поселение Зарам. (год неизвестен, летоисчисления нет)

Надо было все сделать как ОНА. ОНА просто говорит им иногда: «я же не помню о том, что было до этого». И все ей верят. И все ее слушают.

Еще в первые минуты знакомства с НЕЙ я понимал, что она не такая, как все, но даже там, в моей прошлой жизни, женщины не могут говорить то, что говорит ОНА, не то что здесь, среди дикарей.

Но ЕЙ это позволяется, ОНА знает что-то, чего не знаю я! ОНА знает больше. И это важнее руды, это важнее моего опыта!

Она приходила раз в месяц и просто сидела, смотря на меня. Все эти годы, что я сижу в их тюрьме. Не говорила, не спрашивала. Просто сидела и смотрела. Это какой-то  один ее день. Может, это первое число месяца, а может, пятнадцатое. Она приходит всегда через ровный промежуток времени и одними глазами судит меня. Может быть она ждет, что я сам начну говорить?

Но я боюсь сказать не то, как тогда, не подумав, спросил у Севара «кто он». Но, что-то изменилось. Она теперь не приходит. Она не приходит уже два месяца. Начинается весна, и я слышу, как мимо этого дома, где окна есть только под самой крышей, и они всего лишь в высоту одного бревна – не пролезешь, слышу, как она проходит с детьми, как девочка смеется и ее одергивает брат. Я знаю их голоса наизусть, но никогда не видел, как они выглядят.

Я не знаю сколько здесь людей, ко мне приходила только она и пара безмолвных мужчин, что приносят еду и убирают ведро. Эти двое ставят мне миску с едой и хлеб два раза в день. Раз в день меняют ведро с питьевой водой.

 - Я больше не могу так жить. Но не нужно торопиться, Ваал, не нужно. Не соверши ошибки как тогда. Шесть лет ты просидел здесь. Осенью будет семь.