Чарльз в ужасе выхватил из-за пояса один из пистолетов. «Милостивый Иисус, не дай пороху отсыреть…»

Пистолет не выстрелил.

Чарльз схватился за второй.

Один чероки с левой стороны вооружился камнем. И метнул его в Короля Себастьяна, который пытался одновременно и встать на ноги, и прицелиться из мушкета. Полукровка увернулся, камень лишь слегка задел его правый висок, но когда мушкет наконец выстрелил, пуля просто улетела в темноту.

Храбрец, приблизившийся к Чарльзу, занес босую ногу, чтобы ударить его в горло, и ударил бы, если бы Чарльз не перекатился влево, одновременно вскинув правую руку и спустив курок. Второй пистолет выстрелил. Пуля врезалась слева в подбородок индейца и снесла ему половину головы.

Это жуткое зрелище чуть поколебало решимость пленников, но остановились они не сразу. Чарльзу пришлось выстрелить во второго индейца, а Король Себастьян убил еще одного из мушкета раньше, чем остальные четверо оттащили прочь девушку и трупы. Волосы одного из убитых задели угли костра, задымились, потом загорелись.

Чарльз никак не мог унять дрожь. Он был весь покрыт грязью и порохом, забрызган кровью и мозгами из головы первого застреленного индейца. На ужин он ел щедро просоленную оленину, и теперь она не желала оставаться в его желудке.

Вернувшись из кустов, он увидел, как Король Себастьян в ярости хлещет плетью тех смельчаков, что еще остались в живых. С трех убитых он уже снял кандалы, причем не стал утруждаться и открывать замки ключом, а просто воспользовался ножом. Где-то в темноте огромные черные грифы уже слетались на пир.

Метис с силой дернул девушку за волосы:

– Думаю, эту сучку тоже следует наказать.

На мгновение, посмотрев вниз на провисший лиф ее платья, Чарльз отчетливо увидел ее темные груди. Он вдруг почувствовал волнение. Округлая девичья грудь казалась зрелой и полной жизни. Настороженно глядя на Короля Себастьяна, пленница слегка изменила позу, и платье вновь легло на место, скрыв ее тело.

Чарльз поймал взлетевшую в воздух руку своего помощника. В свете костра его измазанное кровью лицо напомнило лица воинов-чероки, раскрашенные перед боем.

– Это ты заслужил наказание, – сказал Чарльз. – Ты заснул на посту.

Король Себастьян яростно зыркнул на него, словно вот-вот готов был броситься на своего нанимателя. Чарльз не отвел взгляда. Хотя девушка и не знала языка, на котором говорил этот высокий человек, зато прекрасно поняла его жест. Она не осмелилась улыбнуться, но в глазах ее мелькнул огонек благодарности.

Прошла минута. Потом еще одна. Наконец метис прихлопнул севшего на шею комара и отвернулся. На том все и кончилось.

Но только не для Чарльза. Он был глубоко потрясен тем, что случилось, и даже после того, как Король Себастьян снова сменил его на дежурстве, никак не мог заснуть. Столкновение со смертью еще раз напомнило ему о том, что у него нет сыновей. Трое его братьев умерли в младенчестве. Сестра исчезла за Пиренеями сразу после того, как настали тревожные времена. Он остался последним в их роду.

Когда Чарльз наконец задремал, ему приснился странный сон, в котором картины плодородных полей чероки то и дело сменяли образы прекрасной груди индейской девушки.

В начале следующего дня они добрались до фактории на реке Купер, одной из двух рек, названных в честь Энтони-Эшли Купера, графа Шафтсбери, одного из первых лордов – собственников здешних земель.

С Жанной все было в порядке. Они погуляли вдвоем по берегу реки. Чарльз обнимал жену за плечи. Она что-то лепетала по-детски, пока они наблюдали за белой цаплей, стоявшей на отмели на одной ноге. Жанна заслуживала лучшей участи. Она была достойна хорошего дома со множеством слуг.

Утром Чарльз готовился к отъезду на побережье. Он решил отправиться в полдень с индейцами и несколькими тюками шкур, которые успел собрать. По пути к тайному аукциону нужно было, как обычно, избегать людных дорог, где его могли заметить с контрабандным товаром.