Он бормотал свою дурацкую приговорку, как заклинание: «Спокойно, фрау Бонгартц, только спокойно…»
«Тогда делайте, что я говорю», — сказала я.
Он и не думал об этом. Когда он взялся, наконец, за телефон, потому что я просто не могла перестать делать ему упреки из-за неряшливости в работе, потому что я не хотела снова садиться и то и дело ударяла по крышке стола — то он позвонил Пилю.
Пиль приехал довольно быстро. Они все были за одно! Им было наплевать, кто убил Роберта. Для них дело было закрыто. Самоубийство. И я же еще натолкнула их на эту идею!
Впрочем, они бы и без того, приняли эту версию во внимание. Они нашли пару из тех клочков, которые вылетели из моей руки на стоянке. Конечно, многое они не могли оттуда вытянуть. Но если бы они нашли при Роберте оружие…
Я могла говорить, что угодно. Меня никто больше не слушал. Маленький Геркулес крепко держал меня, пока Пиль делал мне укол. Пилева глупая усмешка и его убаюкивающий голос завершили остальное. А я должна была еще столько им объяснить.
Только в тот момент мне снова вспомнилось, как я вернулась домой той ночью. Как я видела «рено» Изабель, стоящим возле гаража Роберта. Что я слышала потрескивание под капотом. Верный знак, что машиной только что пользовались, и теперь мотор остывал.
И тень в окне. Я ее четко видела — большая тень в черном прямоугольнике. Комната на конце галереи. Но таким высоким Йонас не мог быть, даже и тогда не мог, когда приподнимал себя в инвалидном кресле. Это был Фехнер, я это совершенно точно знала. А они мне не верили, как бы громко я не кричала об этом.
Это продолжалось несколько минут, пока не подействовал укол. Я использовала время, чтобы сделать, по крайней мере, еще одну попытку. Они должны немедленно обыскать мой дом. От подвала до чердака, каждый закуток. Фехнер был там. Он нашел идеальное укрытие — мой дом. Он был достаточно большим, со многими неиспользуемыми помещениями. И шаги… Я же слышала шаги, когда Изабель уезжала, чтобы забрать Лучию из аэропорта. Когда я сидела в подвале, на покрытии для наших роз, с маленьким кольтом на коленях. Это было не от плача и не было воображением — это был Фехнер. Он хотел видеть, что я делала и не представляла ли для них опасности.
Никто ничего не делал. Они стояли вокруг, уставившись на меня. Пиль уже начал терять терпение, косился одним глазом на свои часы, правой рукой держал меня за запястье — кончиками пальцев отсчитывая пульс.
«Это скоро пройдет, Миа».
«Это никогда не пройдет, ты, осел, — думала я. — Ты должен потребовать назад деньги, которыми ты заплатил за свое обучение. И ты, там, тоже…» Лицо Волберта как-то расплылось, стало совсем широким, разваливалось на кусочки, как сдобное тесто. А потом оно пропало, и наступила темнота.
В темноте раздавались шаги — много шагов и много голосов. Голоса Изабель и Йонаса, Фехнера и Роберта. Роберт сидел в своей машине и ждал. А Фехнер подошел со стороны и сразу выстрелил. Потом он уехал, уехал к своей милой, чтобы целую неделю праздновать с того, что я выпила. Фруктовый сок, вода и мультивитаминные капсулы!
Они кололи меня в руку — снова и снова. Я плавала под водой. Это было так трудно с одной рукой, и я вообще никогда не была хорошей пловчихой. Изабель сидела на бортике, болтала в воде ногами и наслаждалась. И всякий раз, когда я думала, что сейчас, наконец, смогу подняться на поверхность и глотнуть воздуха, я получала новый укол и снова погружалась вниз.
Один день, два дня, три… Роберт был похоронен, а меня не было рядом. Я не могла с ним попрощаться, не могла еще раз о нем поплакать. Обойденная, перехитренная и обыгранная. Изабель имела меня теперь там, где хотела. Крыса победила и могла спокойно готовиться к тому, чтобы произвести на свет свой помет.
В какой-то момент в темноте появились и другие голоса. Один раз я слышала Пиля, как он разговаривал с кем-то незнакомым, наверное, с Фехнером. Видеть, однако, я их не могла — было низги не видно. Они больше не решались показывать мне свои лица. Они боялись, что я их узнаю и призову к ответу. В конце концов, вечно они не могли меня здесь держать — это было бы незаконным лишением свободы. И даже, если они скрывали от меня свои лица, я знала их всех — этих мелких, ничтожных, неумелых халтурщиков и сутяжников, этих алчных извергов.
Один раз я слышала голос Волберта. Он тоже был не один. С ним был кто-то, кто объяснял ему, что я не могу слышать того, что мне говорят. Дилетанты — все до одного! Полагаются на вкладыши, которые можно заготовить в любой типографии. Мультивитаминные препараты, отлично помогавщие против головных болей. Роберт же хотел только предотвратить, чтобы я снова стала зависимой!
Мой бедный Роберт, мой любимый. Я не хотела с ним спать, правда нет. Я хотела только, чтобы он был счастлив. И иногда я думала о том, что возможно смогла бы сделать его счастливым. Серж сказал мне как-то, что я хороша, действительно хороша, просто фантастична в постели. Если бы только я не была все время такой неистовой, то никому не должна была бы за это платить.
Наверняка я могла бы сделать Роберта счастливым, но он ведь был моим братом. И он был таким чувствительным, он бы не перенес такого.
Волберт не позволил так легко от себя отделаться, и он не принимал на веру всего, что ему рассказывали.