— Скажите, Таоли Евсеевич, а почему вы не подписали документы самостоятельно? Как и.о. начальника имели на то полное право.
— Ну… — замялся тот. — Видите ли, Олег Захарович, я как-то сосредоточился на своих прямых обязанностях, а там важные документы, и я не рискнул принять на себя ответственность…
— То есть вы решили переложить ее на новое начальство? — ласково спросил Олег, и в глаза Зуева мелькнул испуг. — Нет, так дело не пойдет. Господа, я сразу хочу предупредить, что не подписываю документы, смысла которых не понимаю, даже если речь идет о простом графике отпусков. Так что документам придется подождать, а самые срочные, господа, сначала придется завизировать начальникам отделов. И не просто завизировать, а еще и мне смысл объяснить. Кроме того, Таоли Евсеевич, у меня к вам еще одно персональное поручение.
— Разумеется, Олег Захарович, — сквозь верноподданические нотки в голосе Зуева явно прорезалось напряжение.
— Поскольку вы, по всему видно, опытный специалист в данной области – ведь иного и.о. начальника отдела и не поставили бы, верно? — вам следует еще раз проверить подобранный набор инструкций и сократить его до максимум десятка самых важных. Желательно уложиться сегодня до обеда. Всем остальным – разобрать требующие подписи документы по своим подотделам, еще раз просмотреть их на предмет ошибок, проверить, действительно ли их должен подписывать именно я, и только потом подать мне на подпись. Готовьтесь к тому, что мне, глупому и ничего не знающему, придется объяснять смысл каждого слова. Всем все понятно?
Вот так, мстительно подумал он. Если думаете, что меня можно так просто подсидеть, обломайтесь. Я не я буду, если к завтрашнему утру кипа не сократится впятеро. Ну, а с оставшимся действительно придется разбираться. Ничего, справлюсь. Истфак я с красным дипломом закончил совсем не за вылизывание задницы завкафедрой…
— Всем все понятно? — грозным тоном повторил Олег, и начальники отделов судорожно закивали. — Замечательно. А теперь, — он хлопнул ладонями по столешнице и резко поднялся из кресла, — пройдемте по комнатам. Я хочу познакомиться с коллективом.
14.11.1581, вторник
Господин Треморов Александр Владиславович задумчиво скреб ногтями полированную крышку стола. Сквозь слой лака рубиново просвечивала поверхность драгоценного красного дерева. Столу стукнуло минимум двести лет. Вполне вероятно, что сам Петр Четвертый ставил на государственные документы свою царственную подпись, сидючи именно за этим кабинетным чудовищем. Треморов представил себя сидящим за столом в мантии и короне и невольно фыркнул. Даже Петру Четвертому не снилась власть над страной, которая концентрировалась в руках Народного Председателя. Концентрировалась – именно так, в прошедшем времени.
Сейчас Треморов прямо таки позвоночником чувствовал, что ниточки, идущие вниз, в джунгли бюрократической машины, начинают нехорошо подрагивать, сигнализируя о… чем? Об ускользающей власти? Нет. Государственная машина по-прежнему бесшумно крутила свои хорошо смазанные шестеренки, мягко-предупредительные для своих и безжалостно-стальные для врагов. Оппозиция? Диссиденты? Три десятка бездельников, от скуки занимающиеся игрой в свободомыслие и ни на что реально не годные. Дуболом активно перестраивает свою ново-старую вотчину – пусть себе, лишь бы с Канцелярией не цапался. Пока не цапался. А то кто же обо мне, любимом, заботиться станет, таблетки прописывать и бюллетени о моем здоровье в массы выпускать? Массы любят читать о здоровье любимого Председателя, о его мужественной борьбе с болезнями на их, масс, благо. За год до выборов дополнительная агитация еще не критична, но уже и не помешает. Интересно, кого на сей раз себе в соперники взять?.. Ладно, успеется подумать. Нет, здесь все как обычно.
Что же не так? Студенты? Пусть себе бесятся. Показательная порка сорвалась в первый раз, ну да не беда. Еще раз организуем. Талоны на водку скоро отменим, во всяком случае, в столицах, поскольку новые средства талонов не требуют. Еще немного, еще несколько месяцев – и сеть развернется полностью, окончательно загнав рабочее быдло в свое стойло. Останутся забугорные критиканы, сами по себе, без всякой поддержки со стороны обделенного хлебом нашего плебса, который уже не будет чувствовать себя таким обделенным. Критиканы полезны, пусть себе самовыражевываются на мое благо. Всегда есть внешний враг, на которого пальцем показать можно как на источник всех бед. Нет, тут тоже нормально.
Так что же чувствуется спиной нехорошее… нет, не то слово, не нехорошее, а раздражающее, как песчинка в носке? Как бишь их там? Тогда, у университета… С шарами разноцветными… Да, точно. Именно они. Публичная демонстрация силы со стороны неизвестно кого, вот что беспокоит.
Треморов чуть наклонился вперед и нажал на кнопку интеркома.
— Шварцман явился?
— Да, Александр Владиславович. Пригласить? — голос секретарши из интеркома резанул по ушам в покойной тишине кабинета.
— Давай, — Народный Председатель поудобнее устроился в своем вращающемся кресле, поерзал, находя позу поудобнее. — Давно уж пора, — он придал голосу недовольные нотки, долженствующие продемонстрировать секретарше – и Шварцману – на другом конце провода хозяйское порицание.
Не позже чем через секунду дверь в кабинет приоткрылась, и в получившуюся щель бочком протиснулся начальник Канцелярии. На его толстом лице плавала неуверенная улыбка. Председатель уже и не помнил, сколько раз тот протискивался в дверь подобным образом, мерцая идиотской оскаленной гримасой, абсолютно не соответствующей его действительному настроению. Насколько Треморов знал, еще никому и никогда не удалось смутить главу его Канцелярии и, по совместительству, тайной полиции.
— Можно? — неуверенным голосом спросил Шварцман.
Председатель внимательно посмотрел на него.
— Интересно, я когда-нибудь тебе отвечал, что нельзя? — задумчиво проговорил он. — Заходи, дорогой, гостем будешь, — он широким жестом показал на стул перед императорским столом. — Присаживайся. Что нового?