Первые изменения были очень незначительными — мутация в единственном ядре единственной клетки в глубине ее правой груди. Невозможно сказать, чем это было вызвано, но больная клетка появилась и продолжала оставаться единственной в своем роде среди нескольких триллионов клеток ее тела.

Ей было семнадцать лет.

Следующие десять лет клетка вела себя совершенно автономно, выйдя из-под контроля соседних клеток. Она приобрела неправильную форму, структура ее ядра изменилась, ее метаболизм увеличился.

Процесс развивался бурно.

Через восемь лет в клетке вдруг начали происходить разительные перемены.

ДНК внутри нестабильных ядер меняются ежечасно. Вся энергия клетки направляется на рост и размножение. Сигналы, дающие команду прекратить рост и размножение, игнорируются, иммунная система нарушается. В течение месяца клетка размножается, и число дочерних приближается к сотне.

Иногда она думает, что живет в каком-то фантастическом мире — двое детей, работа, муж, и она шутит: времени на проблемы не остается.

Еще четыре года приносят большие изменения. Больные клетки плодятся сотнями тысяч, но, даже если их сгруппировать, они все равно не больше булавочной головки. Некоторые, однако, уже поселились и на поверхности груди.

Однажды днем, купаясь в бассейне Белого дома, она почувствовала тупую боль в нижней части спины, но не обратила на это внимания — незначительный спазм в мышце. Но боль в спине не отпускала двадцать четыре часа, а потом исчезла так же внезапно, как и появилась.

Даниэл Логан лежал в тускло освещенной комнате отделения неотложной помощи нью-йоркской больницы Клермонт. Лежал уже час, один, в полутьме, кажется, забытый медсестрами, сновавшими по коридору всего в нескольких шагах от него. Время от времени ему казалось, что он слышит отдаленные раскаты грома, очевидно, буря, налетевшая на город в этот воскресный вечер, не собиралась утихать. Что же касается персонала неотложки, все, наверное, думали, что его просто нет.

Доктор Логан улыбнулся. Хорошо. На это он и надеялся: услышав по дороге в больницу прогноз погоды, он понял, что дел будет немного. Только Бог знает, как ему нужен отдых! Дэн не выспался из-за этого проклятого приема, длившегося всю ночь, почти до рассвета. Но он должен явиться на работу как руководитель медицинской бригады, состоящей из молодого врача, нескольких медсестер и полдюжины разных помощников. Доктор доверял весьма циничному наблюдению медиков — болезнь отдыхает в плохую погоду.

Вдруг Логан резко поднялся — в коридоре стало излишне оживленно. Свесив ноги с топчана, он выглянул. Двое охранников удерживали в стельку пьяного здоровяка.

— Эй, док! — позвал один. — Будете с ним что-нибудь делать?

— Сейчас, секунду.

Отделение неотложки в Клермонте — такое же, как и в любой больнице большого города. Пациенты, ожидая, сквозь стеклянные перегородки могли разглядывать кабинет доктора и его самого в нем, как в аквариуме, а врачи и медсестры — наблюдать за вновь прибывшими и оценивать, кому нужна немедленная помощь. В то время как кривые ЭКГ на большом мониторе, подвешенном к потолку, вычерчивали работу сердца уже поступивших, Логан пересек приемный покой и привычно глянул на монитор. Ничего особенного. По другую сторону стеклянной перегородки в одиночестве сидел молодой испанец. Взгляд его был полон ненависти.