Повозка круто развернулась возле постоялого двора, перед которым стояли, держа в руках кружки, четыре рекрута с их командиром.

– Всего хорошего, – крикнула Флортье и весело помахала им рукой; четыре рекрута с блаженной улыбкой на юных лицах тоже помахали ей в ответ.

Пони резво, хоть и вразнобой, бежали по дороге. На противоположном берегу канала виднелась башня с квадратным основанием, позади нее на коньке высокой крыши трепетал на ветру красно-бело-синий триколор Нидерландов. Юридически они находились на родной земле и все-таки в одиннадцати тысячах миль от нее. На другой стороне земного шара.

Якобина вздохнула с облегчением, когда от быстрой езды в лицо повеял легкий ветерок. На барже и в таможенном павильоне воздух был жаркий и влажный; блузка под распахнутым жакетом липла к спине, затылок взмок от пота. Крепко вцепившись в стоявший на коленях саквояж, она с волнением выглядывала из-под навеса двуколки. Так вот где обосновались двести семьдесят лет назад голландские мореплаватели. Они построили крепость, чтобы развивать торговлю и защищать торговые пути от своих мощных соперников – Португалии и Великобритании, тоже тянувших руки к сокровищам Азии. Японские серебро и медь они потом выменивали в Китае и Индии на шелк, хлопок и фарфор и с выгодой продавали в Европе. Их интересовали рис, краска индиго, благородная древесина тика, пряности – корица, мускат, гвоздика и перец, а впоследствии – чай и кофе. Эти сокровища обогащали жителей Нидерландов, в том числе удачливого торговца по фамилии Якобус ван дер Беек, состояние которого впоследствии послужило основой для банковского дома Ван дер Беек. Как раз в честь него и назвали Якобину.

Канал закончился. Двуколка прогромыхала через узкий мост с белыми лакированными перилами, перекинутый через другой, поперечный канал. Слева и справа простиралась плоская местность, на которой стояли пакгаузы и другие торговые здания. Вскоре с правой стороны показалась панорама города с плотной застройкой. Пыльная дорога привела к белым воротам в европейском стиле. Будиарто объехал их и, повернув голову к Якобине и Флортье, крикнул: «Амстердамски варот!», перекрикивая грохот встречной конки – трамвая на конной тяге. Свое пояснение он подкрепил многозначительным кивком. Чуть позже он провозгласил, гордо выпятив грудь: «Городской дом!», когда они проезжали мимо белого двухэтажного здания ратуши с башенкой в середине крыши.

Флортье тоже глядела по сторонам, ей не сиделось на месте. Она то высовывалась из-под козырька наружу, то поворачивалась к Якобине, толкала ее в бок, смеялась и непрестанно кричала:

– Ты погляди! Там! И там. Видела?

Якобина только кивала. После тишины на борту парохода ее оглушил шум города, стук копыт, скрип колес бесчисленных повозок и экипажей, поднимавших клубы пыли. На многих домах трудились китайцы с косичками – что-то прибивали, пилили, красили. Босоногие мужчины с темной кожей подметали веранды или сидели маленькими группами на корточках, так низко, что у Якобины уже при виде их болело ахиллово сухожилие. На углу улицы сидела древняя старуха в сине-красном сари. Ее лицо было темным, изборожденным морщинами, словно сушеная смоква. Она предлагала на большом зеленом листе плоский пирог с сахарной глазурью. Европейские мужчины с папиросой в руке, в костюме или без пиджака стояли перед входом в дом или неторопливо пересекали улицу. Другие мужчины, в поношенных костюмах, с цветом кожи разных оттенков между белым и коричневым, от кофе с молоком до арахисового, шагали в тени зонтиков. Батавия оказалась многолюдным городом, но люди в нем не суетились и никуда не спешили.

Сначала ряды домов с выступающими крышами, мимо которых проезжала двуколка, казались простыми, почти времянками и чуточку обветшавшими. Потом дома стали выше, чище, хотя и были по-прежнему двухэтажными, а улицы расширились. Фасады лавок заманивали к себе покупателей, почти как в Европе. Город стал более зеленым, вместо редких лохматых пальм гигантские деревья дарили домам и тротуарам густую тень. Якобина дивилась на газовые фонари, обрамлявшие улицы; когда они зажгутся при наступлении темноты и озарят город своим бледным светом, он превратится в волшебную страну. Каналы, пересекавшие Батавию, немного напоминали ей родной город. Из ничего тут построили второй Амстердам, кусочек Голландии, только с сильным тропическим акцентом.

Один из каналов, пересекавший город по прямой линии, сопровождал их большую часть пути.

– Моленвлиет! – восторженно сообщил Будиарто, повернув голову, и при этом чуть не столкнулся с другой повозкой. Наконец, кучер резко натянул поводья и остановил пони.

– Отель нони! – воскликнул он и рявкнул, подзывая носильщиков. Они уже бежали к нему – в штанах цвета ила, белых рубашках с длинным рукавом и с непременным платком на голове.

– Я сейчас, – сказала Флортье и вылезла с помощью Будиарто из повозки, чтобы показать носильщикам свой багаж.

Якобина выглянула из-под козырька. Множество безупречно белых бунгало с гонтовыми кровлями составляли фронтон отеля. За ними виднелись другие постройки, обрамлявшие просторный внутренний двор. Территория отеля напоминала парк, ее окружал элегантный кованый забор. В сознании Якобины проскользнула нехорошая мысль: Флортье, якобы, не могла позволить себе номер в Коломбо, а тут, в Батавии, намеревалась долгое время прожить с шиком.

И все же ей было грустно, когда Флортье снова забралась в двуколку и села рядом с ней.

– Счастливо тебе, – прошептала Флортье и погладила руку Якобины.

– Тебе тоже, – ответила она с комком в горле.

К собственному удивлению, она не отшатнулась, когда Флортье бурно обняла ее. Более того, ей захотелось крепко прижать подругу к себе, но она лишь неловко погладила ее по узкой спине.

– Спасибо тебе, Якобина, за все! – шептала Флортье, уткнувшись в ее щеку. – Желаю тебе всего самого хорошего на твоем новом месте! И я очень надеюсь, что мы скоро увидимся!

– Да, – сдавленным голосом проговорила Якобина. – Тебе тоже всего хорошего. И удачи!