В жилищах не было сейчас ни души; все старались поскорее, пока не испортилась рыба, обработать дневной улов: коптили, вялили, делали лепешки из лососины. Мужчины, женщины и дети чистили чешую, сдирали шкурку и потрошили рыбин, а потом старательно разделяли ярко-оранжевые тушки по хребту, очищая их от костей и оставляя нетронутыми хвосты — за хвост было удобно подвешивать обе вычищенные половинки над костром, присоединив их к большой связке. Зиалот и Пуа растирали ягоды можжевельника; затем эти ягоды смешают с вяленым и разрезанным на ломтики мясом, во-первых, чтобы придать ему особый аромат, а во-вторых, отбить неприятный запах, если он появится.

В умелых руках не пропадало ничего, ни одной косточки. Шкурки будут заготовлены впрок, многие из них впоследствии послужат отличными трутницами; из глаз и костей сварят клей; печень и икра — отличное угощение за ужином и прекрасное подношение хранителю племени Ворона и духам самих лососей.

Все лесные племена — Кабана, Ивы, Выдры, Гадюки, — стоявшие на берегах рек, стремились принять участие в сборе богатого «урожая». А в тех местах, где не было стоянок людей, к реке подходили другие охотники: медведи, рыси, орлы, волки. Для всех время идущего на нерест лосося было праздником — за несколько дней можно было существенно пополнить запасы пищи, которая даст людям силы долгой тяжелой зимой.

«Так было с Начала Времен, — думал Торак. — Разве может какой-то больной безумец все это изменить?»

Он вдруг вспомнил покрытое страшной коростой лицо незнакомца и его заплывшие гноем глаза.

И в этот момент увидел, как из их жилища вышел Ослак. Сердце Торака радостно подпрыгнуло: уж Ослак-то, конечно, знает, как поступить!

Но, к его удивлению, Ослаку слушать рассказ о больном охотнике было явно неинтересно, его куда больше интересовал новый крепеж острия на остроге.

— Так ты говоришь, тот человек был из племени Кабана? — сказал он, нахмурившись и почесывая тыльную сторону ладони. — Ну, так пусть о нем и позаботится их колдун. — Он кинул Тораку острогу. — Ступай-ка лучше к реке — знаешь, где плоские камни? — и посмотрим, сумеешь ли ты лосося добыть.

Торак растерянно посмотрел на него:

— Но, Ослак…

— Ступай, ступай! — рявкнул Ослак.

И Торак нехотя подчинился. Странно. И совершенно непохоже на Ослака. Ослак очень редко выходил из себя, на самом деле Торак его сердитым вообще ни разу не видел. Это был огромный, добродушный великан со спутанной бородой, несмотря на довольно-таки пугающую внешность, — он потерял ухо и изрядную часть щеки, не достигнув взаимопонимания с росомахой. И — что было характерно для Ослака — росомаху он ни в чем не винил.

«Это моя ошибка, — говорил он, если его спрашивали, что с ним случилось, — я сам ее испугал».

Такой уж он был, Ослак. Именно он и его жена Ведна первыми позвали Торака к себе жить, когда он решил остаться в племени Ворона, и всегда были к нему добры. С другой стороны, Ослак был самым сильным человеком в племени, так что Торак возражать ему не решился.

Но, взяв у Ослака острогу, он вдруг увидел нечто такое, отчего застыл как вкопанный: вся тыльная сторона руки великана была покрыта волдырями.

— Что это… у тебя на руке? — спросил он.

— Мошкара покусала, — сказал Ослак, расчесывая волдыри. — Комары в этом году — жуть, я таких сроду не видел. Всю ночь мне спать не давали.

— Да вроде на комариные укусы не похоже, — с сомнением сказал Торак. — А… не болит?

Ослак, продолжая чесаться, пожал плечами:

— Да странное какое-то ощущение: словно из меня вся жизненная сила вытекает, вся моя телесная душа, только ведь быть такого не может, верно? — Ослак, болезненно щурясь, посмотрел на Торака; казалось, дневной свет режет ему глаза, лицо его выглядело каким-то по-детски испуганным.