– А сейчас вы кривите душой?

– Нет, сейчас я стараюсь вести себя вежливо. Однако вы правы, в этом споре мне не победить, – с притворным сожалением вздыхает она. – Что ж, если честно, то мне очень нравится ваш печальный, задумчивый вид, доктор. Вы производите впечатление человека, которому не терпится уехать отсюда, и я от всего сердца разделяю это чувство.

– То есть вы не рады возвращению домой?

– Мой дом давно не здесь, – говорит она, перепрыгивая через лужу. – После убийства брата вот уже девятнадцать лет я живу в Париже.

– А как же гости в оранжерее? Разве они вам не друзья?

– Они приехали сегодня утром, и, по правде говоря, я не узнала ни одну из старых приятельниц. Дети выросли, сменили кожу и проползли в приличное общество. Я здесь всем чужая, как и вы.

– Во всяком случае, себе вы не чужая, мисс Хардкасл, – замечаю я. – Разве вас это не утешает?

– Отнюдь нет. – Она пристально смотрит на меня. – По-моему, ненадолго расстаться с собой – великолепная затея. Я вам завидую.

– Завидуете?

– Да, конечно. – Эвелина утирает с лица дождевые капли. – Ваша душа сейчас чиста, доктор. Нет ни сожалений, ни страданий, ни лжи, с которой начинают день все остальные, глядясь в зеркало. Вы… – Она закусывает губу, подыскивая слово. – Вы честны.

– Иными словами, я всем открыт.

– То есть вы не рады вашему возвращению домой? – Уголок ее губ странно изгибается, отчего улыбка становится почти презрительной, хотя производит впечатление заговорщицкой.

– Увы, я совсем не тот, кем надеялся стать, – негромко заявляю я, внезапно осмелев.

В обществе этой женщины мне отчего-то легко, вот только я никак не пойму отчего.

– Как это?

– Я трус, мисс Хардкасл, – вздыхаю я. – Сорок лет воспоминаний исчезли из моей памяти, и все, что мне осталось, – это трусость.

– О, прошу вас, зовите меня Эвелиной, а я буду звать вас Себастьяном. Вам не следует так расстраиваться из-за своих недостатков. Они есть у каждого. Хотя если бы я только что появилась на свет, то, наверное, тоже опасалась бы всех подряд. – Она легонько сжимает мне пальцы.

– Спасибо на добром слове, но в моем случае это какое-то глубокое, инстинктивное состояние.

– Ну и что с того? Бывают люди и похуже трусишек. Вы ведь не подлец и не злодей. Вдобавок теперь у вас есть выбор. Вместо того чтобы составлять характер наобум, как все мы, – ну знаете, просыпаешься в один прекрасный день и совершенно не понимаешь, как стал вот таким человеком, – вы сможете присмотреться к миру, к своему окружению и выбрать те черты характера, которые вас привлекают. К примеру, честность, как у этого мужчины, жизнерадостность, как у этой женщины. Словно пришли к портному на Сэвил-роу и заказываете себе костюм…

– По-вашему, выходит, что потеря памяти – это дар? – говорю я, чувствуя, как мое уныние развеивается.