— Ничего я не крал, отвалите!

Торговец, бородатый и толстый, резко сдёрнул с мальчика куртку. Всё, что было под неё напихано, — сливы, персики, киви — упало на дорогу.

— Ах, ты, мелкий гадёныш, да я полицию сейчас вызову!

Маркос хмыкнул. Всем было известно, что полиция в Вижью приедет, только в одном случае — если произойдёт массовое убийство всех жителей сразу.

— Чёрт возьми, да он заразный какой-то! — воскликнул торгаш. Отпустив мальчика, вытер ладони о фартук.

Когда с Маркоса сдёрнули куртку, он остался в майке, и, оказалось, руки его, шея и лицо покрыты чешуйками серого цвета.

— А ну иди отсюда, лишаистый! — завопил торговец, замахиваясь на мальчика пустой корзиной. — Ходят тут всякие, заразу разносят!

Схватив с земли куртку, Маркос пустился наутёк. Болезнь кожи была у него с рождения, и все его боялись, называя Лишаём и Проказой, включая старшего брата Адо. Это была генетическая мутация, одна из тех, что имеют красивые названия. Бьянке говорили это словечко в роддоме, но она не запомнила и даже не попыталась облегчить страдания сына, отведя его к врачу. Зато родила ещё четверых детей от разных любовников.

Стемнело, и Маркос вернулся домой. Спиртным внутри несло, как в злачном кабаке. Мать, которую он оставил на пороге, теперь лежала на диване, издавая свистяще-храпящие звуки.

В другой комнате шумели дети: Мартина — гиперактивная, отстающая в развитии — визжала, будто её резали; семилетний Матео играл в мяч; стук от него бил по барабанным перепонкам, как молоток по железному тазу. Двухлетний Хосе канючил на одной ноте: «Я хосю кулиную ножку-у!». И эти звуки перекрывали вопли шестимесячного Альваро. Проклиная всё на свете, Маркос забился в свою конуру — чуланчик, где умещалась только кровать. Но так и не заснул, до утра затыкая уши пальцами.

На следующий день явился вчерашний торговец и с ним — женщина в серой форме, сотрудник органов опеки.

— Кристина Перальта, — представилась она.

Черкая в блокноте, женщина стала о чём-то расспрашивать Адо и едва протрезвевшую Бьянку. Младших детей закрыли в другой комнате. Слышно отсюда было плохо, поэтому Маркос, прислонив к двери стакан, приложил к нему ухо. Мать что-то невнятно пролепетала, когда Кристина Перальта спросила её, почему дети, дом и она сама в таком плачевном состоянии. Торговец же рассказал, что вчера Маркос воровал на рынке. И тут встрял Адо.

— Знаете, сеньоры, мой брат представляет угрозу для всех. Ни мама, ни я с ним не справляемся. Он ведёт себя ужасно, хамит, ворует, врёт. А у нас в доме — маленькие дети. Он дурно на них влияет. И ещё эта болезнь… Его надо изолировать от нас.

Произошедшее далее Маркос уже не контролировал. Он вывалился из двери и швырнул в Адо стеклянный стакан. Тот чудом не размозжил парню череп, стрелой пролетев мимо его головы.

— Ты чего вытворяешь, урод?! Совсем сдурел?! — гаркнул Адо. Мать, торговец и Кристина Перальта попятились.

Вид у Маркоса был воистину страшен: с косматыми волосами, лицом, покрытым коростой, с дьявольски сверкающими глазами, он напоминал монстра из фильма ужасов. Не владея собой, кинулся на брата. Стал бить его ногами и руками, выкрикивая одну и ту же фразу: «Чтоб ты сдох, сдох, сдох!!!».

— А-а-а! — Маркос взвыл, получив отпор. Адо был выше ростом и выглядел уже сформировавшимся парнем, тогда как Маркос — нескладным подростком. Схватив брата за руки, Адо вывернул их так, что суставы захрустели. Всадил ногти Маркосу в кожу и ободрал ему руку до мяса. Маркос упал на пол. «Чтоб ты сдох! Сдох! Сдох!», — кричал он на автомате, уже теряя сознание.