Взгляд скользнул по карте и остановился на пунктирной линии. Ею была отмечена граница Восточной Пруссии, то есть, Германии. И граница эта пролегала восточнее линии фронта. Не так, чтобы намного, но всё-таки.

«Три года топали, - Филин вздохнул и закрыл планшет. – Так и не сфотографировал меня Курочкин у пограничного столба. Жаль. Других-то особых примет, что тут Германия, не осталось, все вывески посбивали, а где фрицы пока – там Курочкина с его «Лейкой» уже не будет. Шальная пуля не спросила, нашла лейтенанта в первый же день наступления. Судьба».

Старшина Бадмаев вдруг немного присел и поправил капюшон маскхалата, словно собираясь высвободить из-под завязки левое ухо. Капитан уловил движение подчиненного боковым зрением, но не стал оборачиваться. За линию фронта со старшиной он ходил не один десяток раз и выучил все повадки бурятского охотника. Если Бадмаев напрягся, значит, что-то учуял. Существенное что-то. Вот и достаточно. А что там конкретно уловил старшина, «выяснится самостоятельным образом», если выражаться на манер начальника разведки подполковника Васнецова. Мужика толкового, умного, только больно охочего до изящной словесности, как он сам это дело называл.

Филин всё-таки покосился, но не на старшину, а на третьего члена группы, на ефрейтора Покровского. Боец тоже заметил, что Бадмаев сделал стойку, как собака, взявшая верховой след. Но озадачиваться Покровский не спешил, срисовывая поведение с командира.

Покровский в группе появился недавно и пока притирался, используя старый надежный метод «делай, как командир». Филина это устраивало. Да и по всем прочим статьям Покровский был нормальным бойцом, вполне годным для разведки. На фронте третий год, молодой, выносливый, котелок варит. Смущали пока лишь два обстоятельства: это вот упорное желание работать третьим номером и отдаленная родственная связь с упомянутым подполковником Васнецовым. Филин сразу сказал начальству, что нянчить племянничка, или кем он там доводится, не намерен, на что получил твердое указание «работать на результат, а не на продвижение по службе ценных для начальства кадров».

- Хотел бы его опекать, пристроил бы в штаб, - взгляд у подполковника в тот момент был строгий, честный и даже без обычной ироничной искорки в глубине. – История долгая, семейная, поэтому поверь моим финальным умозаключениям. Алексею надо войти в жизнь трудным путем.

- Путь может и оборваться, - с обычной своей прямотой заметил Филин. – Разведка дело опасное.

- На фронте везде опасно, даже в медсанбате, - Васнецов как-то странно усмехнулся, с какой-то скрытой горечью. – А рядом с тобой, Никита, пусть и в разведке, может быть и безопаснее.

- Не перехвалите.

- Тебя перехвалить – проще лом перекусить. Так что, забудь, кем ефрейтор Покровский мне приходится. Он парень подготовленный, надежный, исполнительный. На этом наборе аргументов и сойдемся.

На этом и сошлись. И, что интересно, Филин получил ровно то, что пообещал ему подполковник Васнецов. Вот только забыть о родстве Лёхи и начальства никак не получалось. Обычно всё лишнее Филин выбрасывал из головы с завидной легкостью, а тут – никак. Может, потому, что имел особого рода подозрение?

Нет, не такое, что впору писать рапорт в СМЕРШ. Просто у «племянничка» фамилия была не Васнецов, а Покровский. Как у начальника штаба фронта. И внешне Лёха напоминал начштафра очень сильно. Куда как сильнее, чем Васнецова. Все эти родственные игры не касались Филина напрямую, да и косвенно не сильно трогали, но выкинуть интригу из головы он не мог.

Старшина Бадмаев чуть подался вперед, сделал пару бесшумных шажков, одновременно приседая ещё ниже, опустился на четвереньки, затем и вовсе лег на живот и пополз в заросли. Вообще-то Филин не отдавал приказа «посмотреть, что там впереди», но тут был особый случай. То есть, будет особый случай, капитан мог не сомневаться. Если пожилой, по меркам двадцатипятилетнего капитана, и коренастый охотник Ашир Бадмаев вдруг становился юрким, как змея и уползал не спрашивая разрешения, значит дело того стоило. Чаще всего, из таких вот пластунских рейдов старшина возвращался с «языком».

Филин жестом приказал Покровскому замереть на месте, а сам прошел чуть вперед, почти до точки, где исчез Бадмаев.

Тяжелое колебание воздуха и ощутимое сотрясение земли на новой позиции ощущались иначе. Это был не рокот танковых моторов, нет. Где-то за деревьями действительно двигалось нечто тяжелое и лязгающее металлом, но только не на гусеничном ходу.

На рельсовом! Филина вдруг словно осенило. Поначалу его обмануло отсутствие паровозного пыхтения и перестука колес на рельсовых стыках. И этот звук, похожий на гул тяжелых моторов, тоже сбил с толку. Кстати, странный моторный звук никуда не делся, но зато с железной составляющей гула Филин определился. Вдоль леса по ту сторону поредевшего частокола деревьев очень медленно, а потому почти без перестука, двигался тяжелый состав.

Бронепоезд? Они ещё ходили где-то, Филин слышал такие байки, но своими глазами видел бронепоезд только в сорок первом, да и то это был наш, а не фрицевский. Вернее то, что от него осталось после авианалета – обгоревший остов под откосом.

- Командир, - послышался шепот Бадмаева из зарослей. – Смотреть надо. Ползи давай иди.

С русским языком у Ашира сложились свои отношения, но Филин давно научился понимать словесные «заходы» Бадмаева. Капитан без лишних вопросов улегся на хвойную подстилку и пополз по едва заметному следу старшины.

Бадмаев выбрал единственно верный и предельно скрытный путь. Валежник и неведомая капитану трава зонтичного вида отлично маскировали сверху. Проползать под этими грудами веток и всё ещё зелеными, несмотря на зрелую осень, «лопухами», если максимально прижиматься к земле, можно было так, что ни один «лопух» не шевельнется. Качественная маскировка. Да, старшина выбрал, как всегда, лучший подход к цели.