ГЛАВА 2.

В двери что-то зашебуршало, как будто кто-то неведомый и тайный в том, закрытом мире, лихорадочно пытался нащупать ручку, чтоб вырваться… потом врата, практически, ада резко разверзлись и перед замершей в приёмной публикой возникло прекрасное видение – сестра-близняшка тех четырёх девиц, которые так напугали своей неземной прекрасностью Марию Валентиновну.

На перекошенном ужасом личике видения отчётливо просматривались дорожки слёз, полностью дискредитируя её свежий цвет лица, поскольку эти самые дорожки взрыли довольно глубокий слой, как оказалось, ненатуральной свежести.

Девушка напоследок всхлипнула, окатила сочувственным взглядом всех четверых своих сестричек и кинулась прочь.

Селектор ожил хриплым приятным мужским голосом. То есть, конечно, он мог бы позволить себе быть приятным… Но, явно, не захотел и не позволил.

- Елизавета, - прохрипел селектор, - следующую!

Елизавета, та самая дама на секретарском месте, ободряюще кивнула кому-то из Богинь, и к двери выскочила шикарная брюнетка в серебряной маечке, которая заменяла красотке платье.

Мария Валентиновна ещё раз окинула хмурым взглядом свой наряд и печально посмотрела на Елизавету. Та, в свою очередь, вдруг залихватски подмигнула Маше и улыбнулась.

«Вот чёрт! – расстроилась и без того вся распечаленная девушка, - Теперь из-за флюса все думают, что я им подмигиваю! Типа, я – такая вся из себя бедовая кокетка, которой всё нипочём: ни мышиный наряд, ни ассиметричное личико а ля поздний Пикассо»…

Брюнетка надолго в кабинете Большого Босса не задержалась. И, видимо, впечатлившись тем, какой эффект оставляют слёзы на прекрасных девичьих личиках, она предалась другой эмоции – злости. Шандарахнув со всей силы дверью, гневная Богиня презрительно хмыкнула своим трём товаркам, намекая, что вот она отстрелялась, а этим бедолагам всё ещё только предстоит, и вихрем покинула помещение.

Троица прелестниц с благоговейным ужасом покосившись на селектор, замерла… Одна из сидящих вскочила, заторопилась и, сославшись на неубедительное: «Ой! Я ж забыла про утюг!», стремглав рванула к выходу.

«Какой там ещё утюг? – поправила себе настроение Маша, - Ты ж вся… в гипюре! Или что? Хлопковые трусишки-ниточки перед выходом нагладила?».

Селектор снова ожил, выплюнул краткое: «Дальше!» и снова коварно затаился.

Елизавета сочувственно кивнула блондинке и прекрасное воздушное создание в невесомой голубой распашонке впорхнуло к боссу.

С блондинкой Грозный Селекторный Баритон расправился ещё быстрее. Девушка выскочила, только успев зайти. Она растеряно выпучила свои аквамариновые глазки, шлёпнула губками: «Ну всё-о-о!» и, всё так же оставаясь в прострации, покинула этот цирк.

- А Ваш босс, смотрю, совсем не эстет, - кое-как справившись с липким и вязким языком, прохрипела Мария.

- Он много ещё, кто не-, - подбодрила её Лизавета.

Их молодую и только-только в зелёной завязи дружбу грубо разорвал селекторный голос:

- Елизавета! А из нормальных там кто-нибудь есть?

Дама с сомнением оглядела Марию. Та, кстати, её за явное недоверие вовсе не осуждала. Согласитесь, до нормальности Марии Валентиновне сегодня было явно далеко. Но, всё же, сравнив Машу с оставшейся блистательной шатенкой, Елизавета, всё-таки, пришла к выводу, что из двух зол, как говорится, две головы лучше и доброжелательно кивнула Марии.