Но и новое место казалось пустым. Лэнг брал больше дел, чем мог осилить, рассчитывая, что так не останется времени на горе. Но и это тоже не помогало.

Занявшись поисками убийц своей сестры, Лэнг возобновил знакомство с Герт, бывшей коллегой. У них когда-то был роман, а вернее сказать, они попросту время от времени спали вместе, но их отношения тотчас же закончились, когда он встретил Дон. Сначала Лэнг чувствовал себя виноватым, как будто изменял своей жене с другой женщиной. Священник Фрэнсис, обладавший той мудростью, которая доступна только мужчинам, никогда не знавшим женщин и связанных с ними сложностей, объяснил Лэнгу, что ему вовсе не обязательно отрекаться от любви к Дон, любя Герт.

Так он и поступил.

Единственной проблемой были постоянные отказы Герт даже обсуждать возможность узаконить их отношения. Рано или поздно, думал Лэнг, она вернется на свою службу в Управление, в Германию, а он так и останется без семьи и детей. И все же он намеревался наслаждаться каждым отпущенным ему мгновением.

Лэнг начал было задремывать, но тут стюардесса объявила о скорой посадке.

Герт, свежая, с ясными глазами, была готова ко всему, что мог сулить ей грядущий день. Как всегда, она крепко уснула почти сразу же после того, как колеса «Боинга-757» спрятались под крышками люков шасси.

Лэнгу казалось, что это одно из самых неприятных ее качеств.

Они достали свои сумки из ящика у них над головами. Других вещей не было. Сдавать вещи в багаж означало неизбежную задержку для его получения по прилете. Кроме того, чемоданы могли уехать куда угодно сами по себе. Ведь что такое современное путешествие: завтрак в Нью-Йорке, обед в Париже, а багаж в Стамбуле…

Но важнее всего было то, что человек, стоящий возле багажной карусели, представлял собой неподвижную мишень, словно предназначенную для прицельного выстрела или удара ножом. Управление настойчиво рекомендовало своим сотрудникам брать только то, что может поместиться в салоне самолета.

Не было еще случая, чтобы Лэнг прилетел в парижский аэропорт Шарль де Голль и тот не был бы переполнен. Африканцы в кричаще пестрых хлопчатобумажных накидках шли рядом с индианками, окутанными в сари пастельных тонов, а усатые мужчины в кафтанах, словно пастухи, сопровождали позади своих жен и детей. Громкоговорители извергали непрерывный поток неразборчивых объявлений, тонувших в непрерывном гуле сотни различных языков, как будто здесь возобновилось строительство Вавилонской башни.

Со времени его последнего посещения здесь мало что изменилось.

Ничего не говоря, Герт направилась в дамскую комнату, оставив свою сумку под присмотром Лэнга. Когда она появилась, он отправился в мужской туалет, а Герт тем временем внимательно наблюдала, нет ли поблизости кого-то с их рейса. Лэнг, вернувшись, сделал вид, что заинтересовался витриной с журналами, Герт же исчезла в одном из многолюдных выходов. Лэнг исподволь разглядывал отражения пассажиров в стекле газетного киоска, но так и не заметил, чтобы кто-нибудь без видимых причин ошивался поблизости. Лишь через пять минут он поспешил вслед за Герт.

Возле подножия крутого эскалатора Рейлли сунул монеты в автомат, взял билет и сел на поезд, шедший в город. В пути он дважды переходил из вагона в вагон и один раз пересел на другой поезд, выйдя на набережной Сены как раз напротив острова Сен-Луи. Он почти не сомневался, что за ним никто не идет, а уж на мосту, где пешеходов было совсем немного, «хвост», даже не замеченный до сих пор, обнаружил бы себя.

Оказавшись на другом берегу реки, он долго и терпеливо стоял на узкой улице Сен-Луи и в конце концов, остановил подвернувшееся такси. Водитель что-то недовольно пробормотал, когда Лэнг назвал ему адрес, до него было меньше мили. В следующее такси никто не сел, и Лэнг наконец-то вздохнул с облегчением, невзирая на то что таксист продолжал выражать неудовольствие столь короткой поездкой.

В конце концов, французы всегда бывают чем-то недовольны — или вином, или едой, или разными мелочами, вроде политики или экономики. Водитель, услышав акцент пассажира, тут же опознал в нем американца и принялся возмущаться действиями США в Ираке, хотя Лэнгу было совершенно непонятно, почему французский гражданин так волнуется по поводу той политики, которую Франция отказалась поддерживать. Да и что взять с французов: национальный флаг у них трехцветный, а боевое знамя одного цвета — белого.

Через несколько минут Лэнг расплатился с продолжавшим недовольно бурчать водителем перед пиццерией на набережной д’Орсэ, откуда открывался вид на Нотр-Дам и статую Святого Михаила. Герт спокойно пила кофе, сидя за одним из выставленных на тротуар столиков.

Лэнг уселся напротив.

— Все спокойно?

Герт взглянула на него поверх чашки.

— Я никого не видела.