Мы с Кайей вернулись в дом под утро. Гуляки возвращались с балов, а город пробуждался: шелестели жалюзи на окнах кафе, готовясь к приему первых гостей, дворники разбрасывали очищающие заклинания, убирая снег с дорог, грузчики тащили ящики в раскрытые двери магазинов — начинался новый день, и я планировал спать до полудня. Воскресенье — у меня официальный выходной, как и у всех магов, которым можно показать бабочку, что я извлек из Кайи.

— Осмелюсь доложить, милорд, это та бабочка, которую вы вчера извлекли из миледи Кайи.

Бабочка. Я сел на кровати, полностью готовый к работе — этот инквизиторский навык мгновенно сбрасывать с себя сон и усталость был вбит в каждую клетку тела.

— Что с ней? — спросил я, торопливо надевая рубашку и штаны. Уильям вздохнул и тоном драматического актера сообщил:

— Размножается, милорд.

Даже так…

Я успел примерно предположить, что такое эта бабочка — червь проклятия, сгусток заклинаний, вброшенных в нервную систему. Но обычно такие черви не размножаются, они просто растут, набирая силу от того, в ком находятся. Войдя в кабинет, я увидел, что Кайя уже там — в халате и ночной сорочке, она стояла возле стола, прижав руки к груди так, словно ей было больно, и не сводила широко распахнутых глаз с того, что металось и кипело в банке.

Бабочек было не меньше дюжины. Большие и маленькие, переполненные чернотой, они бились в стекло, пытаясь освободиться, и я чувствовал, как от них так и веет угрозой и желанием напасть. Защитные заклинания отбрасывали их назад, но бабочки не оставляли своих попыток спастись. Вот одна дрогнула, и ее брюшко разошлось, выплюнув сразу троих новичков. Влажные крылышки дрогнули, разворачиваясь, и бабочки сразу же бросились в атаку на стекло. На всякий случай я укутал банку в дополнительные слои заклинаний и сказал:

— Никогда еще такого не видел.

— У меня грудь болит, — негромко сообщила Кайя. — Такое ощущение, что они хотят вернуться.

— Очень может быть. Их влечет туда, откуда их достали, — задумчиво произнес я, вглядываясь в кипение черных крыльев за стеклом. Да, несомненные черви проклятия, но я никогда не слышал, чтобы они размножались вот так.

Что, если во мне такая же бабочка? И она поселяет свою копию в очередной моей несчастной жене, как только заключается брак? Бабочка всегда была символом любви — вот вам и любовь. Кайя издала брезгливое восклицание, и я увидел, как вылупилась еще одна бабочка, отряхнулась и бросилась штурмовать стекло, стремясь вырваться на свободу.

— Отвратительно! — воскликнула Кайя. — Курт, что же теперь с этим делать?

Да, скорее всего, это именно я носитель — или бабочка, один раз поселившись в моей жене, вылетает после ее гибели и ищет новую жертву, заодно терзая и меня. Добавим-ка мы тебе Морозника, дорогое проклятие: оно тебя немного успокоит.

Я растер ладони, ощутил прилив тепла к кончикам пальцев. Кайя предусмотрительно сделала шаг в сторону, и я почувствовал, как над головой снова поднимается багровый туман. Проклятие протестовало. Проклятие было очень недовольно, но мне наплевать было на его недовольство. Морозник сорвался с рук потоком ледяного воздуха и окутал банку синими и сиреневыми завитками стужи.

Бабочки сразу же рухнули на дно банки — их крылышки нервно подрагивали, но гадины больше не пытались взлететь, Морозник сработал идеально. Он может остановить медведя или льва на бегу, бабочки для него так, развлечение. Кайя испуганно посмотрела на меня и спросила:

— Все? Сдохли?

Я увидел, что все в кабинете покрылось инеем — да, ударил изо всех сил. Жаль только, что это не смогло уничтожить бабочек. Морозник не убивает, а лишь замораживает — направь Ленту Огня, и тот, кто заледенел, отогреется и оживет.

— Нет. Просто замерзли. Пусть пока полежат вот так, а мы разберемся, что с ними сделать. Как ты себя чувствуешь?

Кайя поежилась, и мне вдруг захотелось обнять ее — простое, естественное желание прикоснуться к хорошему человеку, просто прикоснуться, ничего не требуя и ни на что не намекая. Но я прекрасно понимал, что моя седьмая жена воспримет это как вторжение, и ничем хорошим дело не закончится.