— Василиса, да я этой картошки перечистил столько, сколько тебе за всю жизнь не придется, — рассмеялся Арсений. — Наряды по кухне — они такие. Так что в сторону, госпожа дилетант. За дело берется профи!

И он действительно стал чистить картошку с такой скоростью, что я только и могла, что удивлено пялиться.

— А разве на армейских кухнях нет… ну, не знаю, картофелечисток каких-то?

— Они-то, конечно, есть! Но техника — вещь нежная, в отличие от балбесов солдат, и если ею пользоваться, то в чем же будет состоять воспитательный момент? — Арсений одной рукой ловко несколько раз подбросил последний корнеплод, улыбаясь и подмигивая, как озорной мальчишка, а я не могла оторвать глаз от его лица. Он что, в самом деле пытается сейчас произвести на меня впечатление, рисуясь и жонглируя овощами? Если бы я могла забыть, что передо мной стоит мой сводный брат, целью которого было всегда поражать меня только своими худшими чертами характера, то я бы именно так и подумала. Но ради Бога, это же Арсений, и ему плевать, что я о нем думаю. Василиса, давай соберись! Ты на этой кухне не ради ужина и уж тем более не для того, чтобы любоваться на выпендреж этого зазнайки.

— Мне надо…

— Я хотел…

Мы заговорили одновременно и так же синхронно замолчали. Мне в момент опять стало жарко, и мысли спутались.

— Давай ты первая, — Арсений быстро отвернулся к раковине, чему я была очень рада.

— Мне поговорить с тобой нужно. — Боже, ну и ужас! Я то ли пищу, то ли шепчу, но точно не звучу так, как представлялось.

— Говори, — Арсений развернулся и, опершись на стол, наклонился ко мне, опять оказываясь слишком близко. Ох, нет. Так не пойдет.

— Это не срочно, — попятилась я, отмахиваясь. Трусиха! Глупая трусиха! — Давай лучше ты говори, что хотел.

Арсений несколько секунд смотрел на меня так, что захотелось спросить: «Какого черта ты хочешь?» Но потом он опустил глаза и стал быстрыми отточенными движениями шинковать лук, а мои непослушные глаза будто приклеились к его кистям.

— Ты сказала отцу, что не собираешься уезжать, — сказал Арсений, не поднимая на меня глаз. — Это правда?

— Я сказала, что останусь до тех пор, пока мама не будет здорова.

— А потом? — Нож застучал еще быстрее.

— Что потом?

— Хочешь развернуться и снова уехать обратно?

— Ну… да. Там моя работа, жизнь, друзья… — Ладно, я лгала. Друг только один.

— Я не спросил, что и кто у тебя там, — руки замерли, и Арсений уставился на меня так, что мне захотелось заметаться по кухне, вслед за кульбитами собственного сердца, ища убежища от какой-то беспощадной откровенности в его глазах. — Я спросил, чего ты хочешь.

Вот опять он это делает! Смотрит так, что не могу отвернуться, давит своим голосом так, что теряю контроль над эмоциями и мыслями, вторгается туда, куда вздумается, не обращая внимания на мои границы. А я, как раньше, в лучшем случае только и могу, что бессильно огрызаться, потому что никакая оборона с ним не работает. Арсений ее словно не видит. Запел мой телефон, который я положила на стойку поодаль, и Арсений схватил его, передавая мне, само собой не преминув глянуть на экран. По мелодии я и так знала, что звонит Кирилл. Лицо Арсения потемнело, на лбу появились глубокие складки — признаки гнева, глаза жгли насквозь, будто я самое никчемное существо на земле, а рот искривился в презрительной усмешке. Вот теперь передо мной был мой сводный брат, которого я знаю и помню. И это было как приводящий в чувство ледяной душ. Вся моя робость и его смущающее влияние на меня растаяли, как и не было, и появилась решимость.