Алексей соскочил с лошади, правый голеностоп слегка побаливал после вчерашней пробежки, хорошо, если обойдется этим, и, передав поводья подбежавшему казачку, пошел аллеей. Рано еще. Здесь, в летней резиденции, жили неспешно, со вкусом, предпочитая утру вечер.

Боковым, непарадным ходом, он поднялся в свои покои. Утренний туалет. В душевой он осмотрел ногу. Над щиколоткой появилась припухлость, темная, пока небольшая. Пальцами он осторожно нанес мазь, чувствуя, как холодит и успокаивает она стопу, потом позвал камердинера. Сегодня был малый прием, он с удовольствием надел форму. Капитан первого ранга. Последнее время чины Романовым не очень-то даются, подумал он, смотрясь в зеркало. Завтра нужно будет поправить бороду, слишком уж своенравной стала, просто их сиятельство граф Толстой. Лев Николаевич не хотел бриться, а он не может, все из опасений порезов. Вот вам и свобода воли.

Пора было начинать - едва слышный шум за дверьми предвещал начало рабочего дня. Начнем, начнем…

Посол Тринидада вручал верительные грамоты (где этот Тринидад? Сколько лет прожил, и не тужил, не зная) - рады, рады; полный Георгиевский кавалер, воздушный бомбардир - монаршая улыбка, вопрос, похвала, благоволение; представление нового командующего Германским корпусом - Вы не будете обойдены нашим вниманием, и вздохнем о бедном фон Бюлове, впрочем, пасть за свободу отчизны - лучшая смерть для солдата, не так ли?

Алексей вел прием, словно велосипед, инстинктивно выбирая угол уклона, меняя направление и прибавляя или убавляя темп. Действительно, царское ремесло такое - выучась однажды, сохраняешь навыки на всю жизнь. При желании можно было бы - о, можно было бы многое: усложнить этикет, придать двору блеск и утонченность, по сравнению с которой двор короля-олнца показался бы сборищем заурядных провинциалов. Правительство неоднократно намекало на желанность такого варианта, обещая субсидировать практически любые расходы, открыть новые придворные должности, находящиеся, естественно, в полном распоряжение Государя, а цивильный лист увеличить вдвое, втрое. Искушение. Стать главою самого грандиозного театра. Три четверти двора ожидали и надеялись - должности! Мишура и деньги, деньги и мишура, забывая, что заказывает музыку тот, кто платит. Или не забывая, а примирясь с этим. Ждите. Дети чечевицы.

Алексей покинул зал, оставив на завтра треть из ожидавших аудиенцию нынче. Никто не позволил себе выказать недовольство, все знали заранее, кого примут сегодня, кого позднее, а кого никогда. Этикет. Государь доступен, но не общедоступен.

Отослав министра двора согласовывать прием на будущую неделю с чиновником из правительства (тех, кого принять нужно было непременно), он позавтракал в обществе жены и кузена Николая. Мария, как обычно, извинилась за отсутствующего дядюшку Вилли, тому опять стало хуже, и когда она передала просьбу навестить, Алексей сразу же согласился, чувствуя угрызения совести, что сам не догадался проведать старика.

- Только дядюшка просил - сегодня.

- Я обязательно выберу время, - пообещал Алексей. - Наверное, сразу после полудня.

Мария посветлела - отношения с дядей Вилли вообще-то были достаточно сложные.

- Я передам ему Ваше согласие, дорогой супруг.

Кузен Никки удержался от усмешки. Чопорность Марии веселила его, хотя веселого было мало. Антигерманские настроения докатывали и сюда, во дворец. Любители посчитать процент русской крови в жилах государя из охотнорядцев открыто требовали развода и женитьбы на русской, сторонники патриотической линии во дворце упирали на кровную связь Марии с Викторией, а, следовательно, на исключительно высокий риск болезни у детей. Их первенца, Сашеньку, к счастью, кровоточивость миновала, но остальные? У государя должно быть обильное потомство - в интересах державы - и потомство здоровое. Усугубляло положение то, что консилиум двадцать пятого года, пресловутый "королевский консилиум" ошибся - его авторитетное заключение о том, что Мария не является скрытой носительницей кровавой болезни опроверг доктор Вернер, уже после рождения Сашеньки. Хромосомный анализ. То, что Вернер был пруссаком, не помешало крикам о "жидо-германском заговоре" с целью извести и без того не слишком процветающую династию.

После завтрака, еще раз пообещав повидаться с дядюшкой, Алексей прошел в кабинет. Телеграфист из соседней комнаты принес ворох лент, он проглядел их - ничего исключительного. Посидел над рукописью, решительно собрал листки в папку, а папку - в стол. Позже.

- К вам адмирал, - почтительно уведомил секретарь, его личный секретарь. В этом кабинете Алексей был скорее частным лицом, чем Государем, и требовал к себе отношения иного, менее нафталинного.

Колчак, как и договаривались, привел с собой отца Афанасия. Молодой священник Алексею понравился - почтителен без робости, раскован без развязности. Лидер. Адмирал и на этот раз нашел нужного человека.

- Экспедиция готова к отправке, - доложил адмирал. - Готова полностью.

- Я в этом нисколько не сомневался, дорогой Александр Васильевич.

- Все участники сегодня же отправляются в Одессу, где их ждет "Георгий Седов".

- Я вам немного завидую, - Алексей ободряюще улыбнулся священнику. На самом деле он завидовал отчаянно, но даже не будь он коронованной особой, путь в Антарктиду был заказан. Будем изучать мир по отчетам.

- Не будь Вас, Государь, экспедиция была бы немыслима. Все мы исполнены решимости совершить посильное, а удастся - и более того, - священник говорил убежденно, не хвастая. - Стыдно было бы с такими людьми и при таком оснащении отступить.