Даже на середине трерьего десятка, я всё равно оставался ребёнком: уже не так часто слышал «нет», если вообще слышал — был слишком доволен жизнью, чтобы вообще обращать на него внимание. Все «да» и так отлично на меня работали.

— Понимаете, мистер Фокс, на сегодняшний вечер все места забронированы, но, да, мы можем устроить вас и девятерых ваших друзей.

Или:

— Да-да, добавить к вашей спальне туалетную комнату размером в 1200 квадратных футов — великоле-е-епная идея.

И:

— Да, вот мой номер. Звоните в любое время.

Будучи совсем маленьким, я постоянно грезил и без умолку тараторил о мире безграничных возможностей. И оказалось — такой мир существует. Это волшебное царство «да», которое, как меня уверяли, существует только в сказках. Тем не менее, бывают случаи, когда любой здравомыслящий человек независимо от того, насколько впечатляющий у него бокс-офис или рейтинг Нильсена, хочет услышать «нет». Например: «Нет, вы не можете нестись по улицам города, двукратно превышая скоростной предел».

То были моменты, когда я впервые начал познавать жизнь без чётких границ. Но тут же потихоньку до меня начало доходить: отсутствие стен — не означает свободу. Тут же начинаешь чувствовать себя незащищённым. Прошло некоторое время и в итоге я задал себе два будоражащих вопроса, и сам на них ответил: Заслужил ли я всего этого? И если нет (тогда кто?), что будет, когда все вокруг это осознают? Поэтому разработал для себя стратегию тройной защиты, для того чтобы в конце пути под названием «Да» меня не поджидало ничего мерзкого, унизительного и тянущего назад.

Во-первых, чтобы унять любое наползающее смущение от отсутствия «нет» в разговорах со мной, я и сам почти изгнал это слово из своего словарного запаса. Кто бы что ни спросил или попросил — беспроигрышным вариантов было ответить «да»: будь хорошим парнем, двигайся вперёд и будь со всеми в ладу. Но помни, если ты слышишь только «да» и отвечаешь только «да», со временем окажешься обезоруженным в центре непонятно чего без фиксированной границы между тобой и внешним миром.

Люди, которым я в основном говорил «да» с бо̒льшей охотой, были моими поклонниками. Ведь это же благодаря им (коллективному «да») я добился успеха. Некоторые знали меня уже несколько лет со старта «Семейных уз», другие — начиная с «Назад в будущее». Было очень легко отличить их друг от друга. Фаны «Уз» были живчиками, дружелюбными и раскованными, складывалось ощущение, что я знаю их ещё со школы. Фанаты фильма реагировали так, будто только что увидели снежного человека. Были и те, кто придерживался обоих лагерей: то ли похлопать меня по плечу, то ли оторвать кусок рубашки.

Я был не против. Часто ли к водопроводчику подходят незнакомцы и хвалят его за предыдущий ремонт труб? С благодарностью, с улыбками, желанием сфотографироваться или взять автограф. Простым «да» я мог зарядить кого-нибудь хорошим настроением на целый день, и это было для меня наградой. Конечно, бывают и неудобства. Например, фотоаппараты, кажется, никогда не срабатывают с первого раза. Их наспех вытаскивают из сумочек, вертят в руках, передают от одной хохочущей подружки в группе к другой, пока те выстраиваются рядом со мной, и неизбежно, то не сработает вспышка, то закончится плёнка. Маленький совет: плёнку в этих достойных свалки мыльницах нужно проматывать после каждого кадра.

Раздача автографов порой бывает очень комичной. Можно долго смеяться вместе с людьми, пока они ищут карандаши, ручки, подводку для глаз — всё, что попадётся под руку. А что же они предлагают на подпись? Визитки, спичечные коробки, детские фотографии из кошельков «Сирс», бирку бейсбольной кепки, открытую часть тела, а особо подготовленные — книгу автографов. Некоторые актёры, даже самые снисходительные, как мой друг Алан Алда, никогда не дают автографы. Они убеждены, что этот ритуал создаёт барьер, мешающий действительному общению с людьми. Помню, как один вечер в китайском ресторане Нью-Йорка закончился истерикой, когда Алан жестами и на упрощённом английском пытался объяснить непонимающим кантонским поварам, почему лучше всего будет просто пожать руки. Тогда я сам взялся каждому раздать автографы, подшучивая над ним.

— Уважаю твои принципы, Алан, но у тебя клёцки остывают. Подпиши уже!

Я понимал его, но что же такого в этом действии? Подписание контракта, где сказано, что некий человек из телевизора подтверждает существование какого-нибудь Фила из Огайо? На мой взгляд, просто ещё один пример магического мышления. Но для меня — это простейший способ сказать «да» и выразить благодарность.

Были и другие просьбы — отрезвляющие. Например, фонды «Старлайт» и «Мэйк-э-Уиш», основанные с целью облегчения страданий неизлечимо больных детей, регулярно обращались ко мне провести время с детьми и их семьями. Когда я приехал в педиатрическую больницу на такую встречу, то увидел больных лейкемией и другими видами рака; детей с кистозным фиброзом, боровшихся за каждый вздох; больных диабетом, подключённых к аппарату диализа, надеющихся, что донорская почка будет найдена до того, как их время выйдет. За исключением редких случаев, они противостояли своим недугам с таким проявлением стойкости и достоинства, на которые не способны даже взрослые, оказавшиеся в подобной ситуации. В основном они беспокоились не о себе, а о родителях и родственниках. Эти дети знали всё о «нет» и осознавали неизбежность ограничений. В то же время их попытки противостоять болезни были тщетны. Но только в последнее время, когда я уже сам боролся с болезнью Паркинсона, их упорство придало мне сил. Я благодарен каждому из этих маленьких наставников. Если моё «да» было для них подарком, то значит произнести это слово — было подарком для меня.

В то время я произносил «да» без всяких возражений. Включая длинный список дел, которые нужно было сделать элементарно для того, чтобы двигатель успеха был хорошо смазан и работал без сбоев. Интервью и выступления в ток-шоу — да. Предложения от студий, предложения от телевидения — да. Когда намечались конфликты: «Да, не переживайте, я со всем разберусь». К примеру, королевская премьера в Лондоне состоялась в субботу вечером перед началом репетиционной недели. Это значило, я должен был покинуть «Хитроу» на конкорде в восемь утра (по британскому времени) в воскресенье. Прибыть в Нью-Йорк в десять утра по восточному времени, запрыгнуть в другой самолёт, и быть на площадке «Семейных уз» сразу же после обеда в два часа дня по тихоокеанскому времени. Порой (всегда изнуряющая) способность быстро реагировать на обстоятельства играла решающую роль в моей стратегии тройной защиты.

Что ведёт ко второй её ступени: работе. Я принял на себя особые обязательства в отношении «Семейных уз»: быть преданным и сговорчивым. Гэри подверг себя сильным нападкам со стороны коллег по цеху, предоставив мне возможность сняться в «Назад в будущее». Как только фильм стал хитом, они стали упрекать его в глупости.

— Ну вот, теперь парень не вернётся, — говорили они. — Ему настолько станет пофиг, что он не появится даже в повторах.

Но всякий раз, когда люди спрашивали меня собираюсь ли я остаться в шоу, я без сомнения отвечал — да. Это был мой дом, мои друзья. Гэри предоставил мне судьбоносную возможность, а кроме того — я любил Алекса Китона.

Большую часть времени я посвящал сторонним проектам, но без ущерба для «Семейных уз». Иногда под светом луны, как в случае с «Назад в будущее», а иногда в межсезонье, делая сразу по два фильма, сначала испытывая свои драматические способности, а затем комедийные, как было с «Дневным светом» и «Секретом моего успеха». Дело было не только в том, что я помнил о горечи безработицы. Просто выяснил, что постоянная работа помогала оставаться самим собой.