Учитывая это, я не перестал быть хорошим человеком. Мне не пришлось жертвовать канадской вежливостью, чтобы убрать кого-то с пути. Хотя должен признаться, в тайне ощущал некое негодование от того, что люди не вступали со мной в конфронтацию. Но ко всему можно привыкнуть.
Я любил свои автомобили, но не лёгкой задачей было вывести один из них, выбранный с утра для поездки, в сторону от остальных. Чувствовал себя парковщиком на двойной ставке. Решение проблемы (вот так проблемка!) было таким: я регулярно ездил домой в Канаду — почти на все праздники, длинные уикенды[36]и в перерывах между съёмками — и просто решил взять «300 Зет-Икс» и оставить его там, чтобы пользоваться во время будущих приездов.
Я решил проделать тот же путь в 1200 миль, что семью годами ранее с отцом, только теперь вместо него «штурманом» был мой старший брат Стив. Он приехал вечером пятницы в конце августа 1986 для того, чтобы снова отправиться в дорогу той же ночью после съёмок «Семейных уз». План был такой: безостановочно ехать из Эл-Эй в Ванкувер, уложившись в двадцать четыре часа.
Я заступил в первую смену, выбираясь из города на высокой скорости. Верно следуя своему образу жизни — всё или ничего, — я быстро расстроился, когда еле ползущие машины не давали проехать. Один из этих тихонь был особенно упёртым. Не важно, сколько бы я не моргал фарами, насколько бы близко не подбирался к его бамперу, этот мистер «Еду на похороны» отказывался уступить дорогу.
— Какого хрена вообще этот парень делает на скоростной трассе?
Стив, чьим остроумием и расчётливостью я наделил Алекса Китона наклонился к спидометру, потом взглянул на впереди идущую машину.
— Так ведь почти девяносто, — ответил он.
Перед выездом в Канаду, я установил под приборную панель «300 Зет-Икс» радар-детектор. Не могу ручаться за его работоспособность — он не издал ни звука за всю поездку. Но сам факт его использования означал: я в курсе дорожных правил, пусть и пытался их игнорировать. Но, как показал будущий опыт, возможно мне вообще не стоило о них беспокоиться.
Как-то раз до этого я выехал на бульвар Вентура в своей «Феррари»: опаздывал на прослушивание в одну из студий Вэлли[37]. Самому мне не придётся проходить их в течении многих лет — теперь меня утверждали без проб. Претенденты приходили на прослушивание, чтобы выступить в одиночку и в паре со мной в надежде попасть в мой новый фильм. Тем не менее я хорошо помнил, каково это быть в их положении и каким тяжёлым испытанием было ожидание своей очереди. Так что хотел добраться туда как можно скорее, — потому-то и выбрал чертовски быстрое чудо итальянского автопрома ценой в 100 тысяч долларов.
То было дикое утро. После прилёта из Нью-Йорка, где проходил пресс-тур, я всё ещё мысленно был в другом часовом поясе, когда находясь в лимузине по дороге домой из «Эл-Эй-Экс»[38], мне поступил тревожный звонок от помощника. Бернаби, до того момента мой ласковый и дружелюбный питбуль, решил в то утро пожевать шею соседской собаки, и, как говориться, преуспел в этом деле. В сюрреалистичном одностороннем разговоре я снова и снова выкрикивал в трубку «Фу!», пока на другом конце мой помощник держал телефон у собачьего уха. Когда я приехал, Бернаби уже находился в доме, а соседская собака, несмотря на лишнее дыхательное отверстие, осталась жива. Её хозяева были на взводе, но особой злости не проявляли. Как бы то ни было, их сибирский хаски пересёк границу моего двора, что, скорее всего, Бернаби воспринял, как вторжение.
На сколько бы не были дружелюбны соседи, я всё-таки был фигурой достаточно публичной, чтобы разглядеть в них потенциальных заявителей в деле «собака покусала собаку». Так что, когда я запрыгнул в «феррари» и взревев двигателем помчался вниз по подъездной дорожке в студию, с бортового телефона набрал номер адвоката и пересказал ему суть происшествия. Мы всё ещё разговаривали, когда, несясь по бульвару, я превысил лимит в восемьдесят миль в час и в зеркало заднего вида увидел красно-синие огни патрульной машины.
— Вот дерьмо. Ты не поверишь…, — сказал я адвокату. — Подожди-ка… кажется ты мне сейчас понадобишься.
Я остановился, посмотрел в зеркало: полицейский медленно шёл вперёд, левая рука на рукоятке револьвера, правая — двигалась вдоль кузова чёрного «феррари». Может, он хотел убедиться, что она точно остановилась: даже неподвижная она выглядела так, будто делала полтинник. Его первые слова дали понять, что я в заднице.
— У вас
И вот сижу я в машине, так низко и близко к дорожному полотну, что должно быть выглядел перед этим копом школьником-старшеклассником, взявшим погонять папину тачку. Дрожащими пальцами — из-за нервов, а не Паркинсона — я передал ему удостоверение. Когда он его изучил, наши взгляды пересеклись. Его каменное лицо сразу разошлось в улыбке.
— Ма-а-йк, — протянул он, снимая солнцезащитные очки. — Не стоит тебе так гонять, дружище. У тебя большая тяжёлая машина, и нам бы очень не хотелось, чтобы ты пострадал.
— Простите, — произнёс я заикаясь, хотя его благоприятный тон вовсе этого не требовал.
— Вот и хорошо, — сказал он, возвращая права и пожимая мне руку. — Приятного дня и будь осторожен. Нам с женой хотелось бы и дальше смотреть «Семейные узы». Мы обожаем это шоу.
Меня тормозили много раз — всегда заслуженно, — но и таких ситуаций тоже было не мало, хотя и не столь вопиющих. Я почувствовал огромное облегчение и резкий прилив радости от того, что всё обернулось не так, как могло бы. А затем — это чуток меня взбесило. Конечно же я был рад, что легко отделался. Вовсе не собирался звать того копа и настаивать, чтобы он выписал мне штраф, и, чёрт возьми, как можно скорее. Но находясь на торговом бульваре, где каждую секунду на машинах загораются стоп-сигналы, в час пик, в рабочий день, делая больше восьмидесяти миль в час, я всё-таки нарушил закон, который должны соблюдать все жители Лос-Анджелеса. Учитывая моё состояние — смену поясов, спешку и сумбурное утро, — я заслуживал не только штрафа, а как минимум удаления с дороги. Но как только этот полицейский узнал в нарушителе за рулём «феррари» того забавного парнишку из ящика в своей гостиной, опасность тут же перешла в «Ма-а-йк». Встраиваясь в общий поток, я подумал, что ничего не могу с этим поделать, но было интересно, каким же на хрен образом всё к этому пришло?
Не знаю, как было у других детей, но моим первым усвоенным словом стало «нет». Я слышал его на протяжении всего детства, возможно, как и вы. От направляющего (Нет, нельзя есть на ужин одно только печенье.) до защитного (Нет, Джонни, не писай на розетку[39].) — «нет» помогает осознать и установить границы. Но это не значит, что «нет» — это только ограничения. Предоставляя ребёнку возможность для определения самого себя и своей уникальности, произнесение слова «нет» — это первый шаг на пути к самостоятельности.