Как ни странно, присутствовавшие на допросе офицеры отнеслись к Юрию с пониманием, хотя он и вынужден был признать, – заливаясь слезами, ибо уже не оставалось сомнений в неминуемом расстреле, – что его мать умерла четыре года назад.

– Успокойтесь. Возьмите себя в руки и постарайтесь припомнить поточнее: что сказал вам этот человек? – обратился к Юрию офицер КГБ, курирующий поселок.

– Но ведь я застрелил своего командира!

– Это неважно. Вспомните, что вам говорил Рабинович?

– Его фамилия Рабинович?

– Да. Так что он говорил?

– Он просил, чтобы его оставили в покое.

– Что еще?

– Он был уверен, что я не стану в него стрелять. Мне показалось, что ему приятно произносить слово «нет» Видно, в нем заключен какой-то особый, понятный только ему смысл.

– Что еще вы запомнили?

– Больше ничего. Я был вынужден застрелить лейтенанта. Разве на моем месте вы смогли бы поступить иначе?

– Смог бы. Я – сотрудник КГБ. Но забудем о том, что вы застрелили командира. Что говорила ваша мать?

– Она просила меня не стрелять.

– А еще что?

– Чтобы я не верил всему, что вижу и слышу И еще что-то в этом роде.

– Она сказала, куда направляется?

– Ее уже четыре года нет на свете, – с трудом сдержи – пая рыдания, проговорил Юрий.

– Ну хорошо. Так она сказала, куда направляется?

– Нет.

– А про Израиль она ничего не говорила?