– Я понимаю, к чему ты клонишь, папочка. Дом Синанджу существует пять тысячелетий. Он древнее египетских пирамид, древнее китайских династий, древнее всего на свете. Я знаю.
– Ты все знаешь и одновременно ничего не знаешь. Например, ты не знаешь, что можно увидеть здесь в Орландо в Эпкотовском центре.
– Микки Мауса? Ну-ка, просвети меня.
Римо знал, что Мастер Синанджу обожает мультфильмы Уолта Диснея. Ничем, кроме этого, по его мнению, Америка не прославилась.
– Что в мире более вечно и неизменно, чем сама земная твердь? Чем драгоценные жемчужины, над которыми почти не властно время? Чем великие империи, которые появляются и исчезают? Что в мире противостоит времени, а не просто отодвигает его на несколько тысячелетий?
– Ты решил загадать мне загадку, папочка?
Римо посмотрел на темный экран телевизора. На сей раз ничто не отвлекало его от разговора с Чиуном.
– Если жизнь – загадка, то да, я действительно решил загадать тебе загадку. Сейчас в этой комнате происходит нечто, соизмеримое с самой вечностью.
Римо вскинул бровь. Что бы ни имел в виду Чиун, это было истинной правдой. К сожалению, это «нечто» было столь же неуловимым, как и все остальное, о чем упоминал Чиун. Но Римо знал: чем упорнее он будет докапываться до сути, тем меньше у него шансов на успех. Таков один из постулатов Синанджу: усилие и напряжение тормозят возможности человека.
Нужно научиться уважать свои возможности и дать им полную волю. Это понимали все гении. Ни Моцарт, ни Рембрандт не знали, откуда к ним приходят божественные звуки или волшебные краски.
В каждом человеке от природы заложены огромные возможности, но люди недооценивают их с тех пор, как у них появились орудия труда и войны. Зависимость от этих орудий, будь то копье или управляемая ракета, свела человеческие возможности к нулю. И теперь, если в ком-то вдруг обнаруживается малая толика этих возможностей, начинают говорить об экстрасенсорных способностях или сверхъестественной силе, как в случае с той матерью, которая без посторонней помощи сумела поднять автомобиль, чтобы вытащить из-под него своего ребенка.
На самом деле эта женщина всегда обладала такой силой – как, впрочем, и все остальные люди, – но только не подозревала об этом. И вот в критической ситуации эта сила вырвалась на свободу.
Синанджу было способом раскрепощения человеческих возможностей. Римо ничем не отличался от остальных людей. Просто он умел сделать так, чтобы разум не становился на пути его рефлексов.
И, как правило, ему это удавалось.
Когда Чиун не смотрел на него с такой тревогой.
Когда сам Римо не чувствовал себя таким разбитым.
В иные дни, в иные времена...
– Ну все, сдаюсь. Не имею ни малейшего понятия, что происходит в этой чертовой комнате.
– Сейчас, наверное, ничего и не происходит, – сказал Чиун, – раз ты заявил, что сдаешься.
– О чем ты говоришь? Объясни по-человечески.