– Сейчас набросаем по датам события, я сам расскажу о твоем уникальном событии. Тебя Петр Григорьевич, еще в университетах изучать будут.

Доктор умотал выбивать себе командировку, а я сел за хронологию. Набросал начальный этап войны – благо прошел все ногами, сталинградский котел, курскую дугу, все десять сталинских «ударов». Подумал расписать про ядерную бомбу, но как такое доверишь бумаге?

На следующий день Соломоныч не явился, и шестнадцатого его не было. На работу пришел только семнадцатого. Весь бледный, уставший.

– Не верят мне! – тяжело вздохнул доктор. – Шутят, что психиатры сами становятся жертвами психов, мол бред больных бывает таким убедительным… Вот, даже на аттестационную комиссию вызвали, на двадцать пятое.

Адам показал мне бумагу с вызовом.

– А я предупреждал, – все, что мне оставалось – лишь пожать плечами. – Но не переживай, двадцать пятого комиссии не до тебя будет.

– Надо еще какое-нибудь доказательство, – гнул свое доктор. – Какие там события дальше?

Я задумался.

– Вроде бы завтра или послезавтра начнутся раскопки гробницы Тамерлана.

В тюрьме со мной сидел один известный историк, взятый за убийство любовницы. Рассказывал, что на гробнице нашли надпись: «Все мы смертны. Придет время, и мы уйдем. До нас были великие и будут после нас. Если же кто возгордится и вознесется над другими и потревожит прах предков, пусть постигнет его самая страшная кара».

Пересказал надпись Соломонычу: дораскапывались, потревожили прах, а потом вот вам кара – фашисты.

– Это не пойдет, – покачал головой доктор. – О раскопках писали в газетах.

Мы помолчали, раздумывая каждый о своем.

– Из НКВД насчет тебя звонили. – Адам тяжело вздохнул. – Спрашивают, когда будет заключение. Сказал, что случай сложный, требуются еще наблюдения.

– Пока мы ничего сделать не успеваем – резюмировал я – Разве что… Езжай по знакомым, в синагоги, умоляй уезжать скорее всем в Киев, а оттуда дальше – на восток, на Волгу, в Среднюю Азию, куда угодно. Пусть раввины этим занимаются, кто там еще у вас есть авторитетный. У тебя времени на это не хватит. Любой ценой пусть вывозят детей. Евреи тебе поверят. Кто сейчас поедет, тот и жилье, и работу найдет. Потом такой поток будет, что люди рады будут хоть что делать, лишь бы с голоду не сдохнуть.

– Да, так и сделаю, – мрачно кивнул доктор. – А что, кстати, там дальше было с Тамерланом?

– Да Сталин его останки в 42-м велел вернуть обратно в могилу – и сразу дела пошли в гору, в сталинградский котел миллион немцев угодило.

Я развел руками, показывая, что всю эту мистическую чушь не следует воспринимать серьезно. Но Адам выглядел очень серьезным.

Двадцать второго все и началось, как в страшном сне. Вроде и ждал, не спал почти, и не сказать, что совсем войну забыл, а взрывы со стороны города как серпом по известному месту были.

Больные вскочили, загалдели, бросились к окнам. Над Львовом поднималось красное зарево. Взрывы продолжали грохотать, проснулся ревун воздушной тревоги.