Высотомер резво крутил стрелками, вариометр показывал уверенные двадцать метров в секунду вертикального подъёма, тросовый каркас расправлялся, покачивая нашу гондолу из стороны в сторону, «Ласточка» винтом вкручивалась в небо, всё пока шло по плану.

— Но ты всё же не увлекайся, — Лара за нашими спинами присела на специально для неё притащенную лёгкую табуреточку, Далин постарался, — не спеши, хорошо?

Я кивнул, вспоминая вчерашний разговор, где мы делили обязанности. По ним Арчи должен был рулить и отвечать за каркас, я должен был на высоте отстраниться от управления и целиком сосредоточиться на слиянии с кораблём, стараясь избежать негативных проявлений этого слияния. Ну, как тогда, когда я чуть не замёрз сдуру. Далин, Антоха и Кирюха на обеспечении, Лариска даёт градус, а Лара должна была нас страховать в случае чего. Не корабль, а именно его экипаж целиком, лишь в этом случае мы сможем побороться за его живучесть при аварии.

Вообще Далин вчера легко вытребовал у Рагнара обещание исправить любые повреждения и оплатить любые расходы по этим исправлениям, а если разобьём корабль, так построить нам новый, ничуть не хуже старого, всё это дело скрепили подписями на бумаге, но будем всё же надеяться на лучшее.

На двенадцати километрах, на этой гарантийной границе, мы ненадолго зависли и осмотрелись в отсеках, Кирюшка в этом деле был незаменим и, собравшись с мыслями, полезли дальше наверх. Полезли очень осторожно, прислушиваясь ко всему, к чему только можно было.

Я сидел, опустив веки и отпустив управление, стараясь не мёрзнуть и не сотворить ещё какую-нибудь глупость. Моё внимание сейчас принадлежало кораблю целиком и полностью, я смотрел на мир его глазами, я чувствовал ветер за бортом его боками и своей кожей, я вообще практически был им. Небо над головой было уже чёрным, звёзды ярко светили и по ним можно было уже ориентироваться как ночью, горизонт отдалился так, что я ясно видел саму атмосферу, она выглядела чуть мутноватой, но всё же прозрачной пеленой под нами, и ярко-голубой там, где она смыкалась с небом. Облака остались далеко внизу, они уже были ближе к земле, чем к нам, и это тоже выглядело немного странным, не привык я к такому.

Корабль уверенно, ненадолго замирая на каждой тысяче подъёма, лез всё выше и выше, и поведение его менялось, а вместе с ним и мои ощущения тоже. С чувством лютого холода я справиться сумел, мне даже показалось, что после двадцати пяти тысяч немного потеплело и я теперь потихоньку освобождался от всего остального негатива, вызванного запредельными режимами работы систем «Ласточки».

Вентиляторы наддува воздуха мы отключать не стали, они что-то всё же понемногу подавали внутрь фюзеляжа, плюс ими занялась Лара, меня и Далина больше заботило то, что ходовые винты крутились на максимальных оборотах практически без нагрузки, почти без тяги, но странным образом её хватало. Скорее всего, потому что и сопротивления нашему кораблю воздух уже почти и не оказывал, одно накладывалось на другое.

Ещё и ветер здесь был неожиданно сильным, по моим субъективным ощущениям, около сотни километров в час, если не больше, но всё из-за той же разреженности воздуха, да из-за массы нашего корабля, он нас не сильно беспокоил. Ходовые двигатели с ним справлялись, хотя если дать ему волю, то мало нам не покажется.

Вообще меня не покидало странное ощущение безвременья и полного покоя. Чёрное небо, яркое, какое-то злое солнце, корабль, зависший в чуждой пустоте, хотя его вполне могло сейчас нести куда-нибудь километрах на ста в час, чувствам и своим ощущениям здесь доверять было нельзя абсолютно. Но это полбеды, хуже было то, что и многим приборам тоже.

Нужно было определить нашу скорость и направление движения, а потому я, не открывая глаз, чтобы не потерять то самое чувство единения с кораблём, перелез в обзорную кабину и уселся там. Уселся и вновь прислушался к себе, к кораблю, к экипажу и к высоте.

Было очень-очень тихо, Далин с Антохой переговаривались вполголоса, придавленные обстановкой на борту и за бортом, проснувшаяся Лариска, открыв рот, в огромнейшем изумлении пялилась в то окно, что сделали в машинном отсеке специально для неё, задумчивый Кирюшка сидел рядом с ней, составив саламандре тихую компанию, Лара тоже замерла, Арчи сосредоточился на работе до того, что больше ничего не замечал, не было ни ощущения скорости, ни угрозы, ни спешки. Вообще мы напоминали застывшую муху в янтаре, для которой всё кончилось давным-давно и которую несёт через время куда-то вдаль, и я помотал головой да открыл глаза, чтобы сбросить это наваждение.

Первое, что сразу же вогнало меня в нешуточную тревогу, был вид из обзорной кабины. Та аномалия, в которую мы хотели попасть, была много ближе и левее, чем ожидалось, должно быть дальше и правее по курсу, дозакрывался, блин, глаза, додёргался. Второе, от чего захолодело в животе и мгновенно вспотели ладони, был вид на Северные горы, никак, ну никак они не могли быть уже почти под нами.

Быстро, отбросив от себя всю эту долбаную магию, я прильнул одним глазом к окуляру бомбового прицела, выкрутив его кольцо на максимальное фокусное расстояние. Угол обзора сузился до трёх-четырёх градусов, но мне хватило понять по ориентирам и по их скорости прохождения через метки, что нас несёт куда-то километрах на четырёхста в час, если не больше. Бросив взгляд на компас и соотнеся его показания с направлением движения, я понял, что несёт почти строго на север. Курс норд-норд-вест, если быть точным.

— Арчи! — заорал я и ударил кулаком по кнопке-грибу общей тревоги, выскакивая из обзорной кабины и запрыгивая на своё место, — прощёлкали курс и место!

— Как? — удивился тот, пытаясь что-то понять, — идём строго на запад, двадцать пятый румб, скорость сто, высота тридцать тысяч!

— А это что? — ткнул я пальцем на ту самую аномалию, — она справа по ходу должна быть, а не слева! Наша скорость сто, да боковой ветер триста, триста пятьдесят! Южный, Арчи, южный ветер! С юга на север!

— Где мы сейчас? — он тут же понял всё и начал разворот корабля на девяносто влево.

— А сколько мы так идём? — я-то ощущение времени потерял, когда корчил из себя сильномогучего мага. — На этом эшелоне?

— Двадцать минут, — бросил он взгляд на часы.