Вот был у нас в дружине на одном аэродроме майор, начальник службы охраны, до этого тянувший лямку тридцать лет на режиме в лагерях, вот он умел заглянуть в душу и понять человека при первом знакомстве ещё до того, как тот дверь за собой закроет, но только то, чем он заплатил за такое умение, не было ни радостным, ни хорошим. Сергей Михалыч, кстати, при первом нашем знакомстве поглядел на меня немного насмешливо и с небольшим сожалением, мол, да что ж ты будешь делать, но потом подружился со мной одним из всего нашего батальона.

Странно было видеть со стороны эту нашу дружбу, старый да малый, почти отставной да только-только опогоненный, но ему было на субординацию накласть с прибором, он мог любого полковника в стойло поставить, опыт позволял, мне же польстило поначалу такое внимание, а потом стало по-настоящему интересно. Чувствовалось, что Сергей Михалыч может в случае чего так пойти по головам, что виновники этого хождения будут потом много лет вздрагивать, вспоминая его. Его откровенно побаивались, съесть он мог любого, и никто поэтому ему не перечил, а он поэтому никого уже и не ел. Вообще же он напоминал опытного, всё ещё в силе, волкодава, лениво поглядывающего на игривую возню шакальих деток вокруг себя.

Мы с ним сблизились на почве рыбной ловли, причём если мне нравилось именно ловить рыбку, то ему больше было по душе посидеть на берегу реки, у разожжённого костра, испечь на нём что-нибудь, сварить ушицы да поговорить обо всём на свете. Наливал же он мне во время таких разговоров ровно четверть от того, что пил сам, а потому было это мне не в тягость, разве что язык развязывался.

И воспитывать меня или учить жизни от тоже не пытался, справедливо полагая, что это дело семьи, улицы, школы, но никак не его. Но иногда он начинал говорить такие вещи, вспоминая прошлое, что я только уши вострил, забывая про удочки, потому что рассказывать он умел.

Конечно, пару раз я попытался испросить у него жизненного совета. Не то, чтобы он был мне так уж необходим, просто я возомнил, что ему это будет лестно. Но, против всех ожиданий, оборвали меня тогда довольно насмешливо и резко:

— Мозги мне не канифоль, — Сергей Михалыч не постеснялся сплюнуть в костёр при этих словах. — Это тебе в церковь надо, а не ко мне. Откуда я знаю? Иному, например, в тюрьме посидеть полезно для общего развития, для будущего богатства, и такое бывает. Жизнь, это ведь просто череда случаев, а то, как ты их пройдёшь, только от твоего характера зависит. Общее направление выдерживай, на это у тебя сил и стержня хватит, это я вижу. Тянись к свету, Тёма, вот тебе и весь сказ! Тянись к свету!

И сейчас я собирался последовать его единственному совету в буквальном смысле, раз уж так всё получилось. Лариска спала, завернувшись в пушистый хвост с головой, но заострённые ушки её уже подрагивали, она уже что-то чувствовала, а потому спешить я не стал. Ну, разве что добавил магии себе, чтобы быть с ней на одной волне, чтобы можно было её погладить, не боясь ожогов.

— Лариса, — чуть слышно и нараспев, неосознанно копируя сейчас свою собственную бабушку, протянул я и легонько погладил ладонью пушистое пламя хвоста. — А мы все по тебе уже соскучились!

Я чуть поглаживал её по хвосту, чуть шевелил его, внимательно следя за её состоянием, готовый тут же прекратить всё при первом же признаке неудовольствия. Я вдруг внезапно вспомнил и понял, как именно моя бабушка будила моих сестер, обычно очень тяжёлых на подъём. По обыкновению, если это делала мама или, что ещё хуже, батя, рёву и капризов с утра было не обобраться, хотя и вставали, конечно, куда денешься. Но испорченное всей семье настроение на всё утро было гарантировано.

И совсем другое дело бабуля, она могла позволить себе потратить на побудку внучек лишних пятнадцать-двадцать минут. Она легонько, на грани чувствительности, гладила их по головам, она тихонько говорила им ласковые слова, тут же замирая и прекращая это делать, если они морщились. Тогда она замирала и выжидала без движения минут пять, чтобы вновь начать побудку, она добивалась их еле видимых улыбок и уже действовала смелее, но не назойливо или надоедливо, а легко и осторожно, хоть и неотступно при этом. И, о чудо, обычно ревущие по утрам на весь дом сёстры выплывали у неё изо сна радостными, улыбающимися и полными сил, они с аппетитом завтракали и с охотой умывались, получив заряд удачи на весь день.

Конечно, вдруг сообразил я, так можно будить только того, кого любишь, тут настоящая искренность нужна и безграничное терпение. Ещё, помнится, Арчи что-то там такое мне объяснял про фазы сна, но это, я думаю, всё то же самое, просто с другой, научной стороны.

— Лариса, — вновь протянул я, заметив её улыбку и практически уже открывшиеся глаза, но спешить не стал, спешить и подталкивать тут было нельзя, — а мы тебе новый дом сделали!

Она чуть насторожилась, но и я замолчал, лишь продолжил осторожно поглаживать её пушистое пламя. Пусть сама решит, пусть поймёт, что её тут ждут интересные дела, ради которых стоит просыпаться.

— И Арчи по тебе соскучился, — я увидел, что она уже почти готова, просто лежит сейчас с закрытыми глазами, внимательно прислушиваясь к моим словам, — и Далин, и Кирюшка, и Антон, и я. Даже Лара приехала, на твой новый дом посмотреть. И ещё, этот твой новый дом целая армия гномов делала, тебе в подарок, и все они сейчас здесь, все тебя ждут, все хотят увидеть как ты ему обрадуешься. У нас праздник, Лариса! И без тебя никак! Ты же у нас главная!

Маленькая саламандра распахнула свои всё ещё сонные глаза, в которых я, к своему облегчению, не увидел ни тени раздражения или неудовольствия, а лишь интерес и радостное предчувствие, потом с улыбкой потянулась, окончательно просыпаясь, а затем неверяще уставилась на меня, на мои не горящие в её огне руки.

— Ну да, — мне пришлось словами объяснить то, что она увидела, — я теперь такой! Ну, иди ко мне!

Лариска одним радостным прыжком заскочила мне на колени, хоть я на такую удачу и не рассчитывал, и замерла, пытаясь рассмотреть и понять то, где она сейчас очутилась. В этом не было никакой настороженности или опаски, саламандре стало просто всё очень интересно, вот она и пыталась это всё рассмотреть. И наш новый корабль, ясно видимый в открытом проёме ворот, обновлённую «Ласточку»-то она узнала сразу же, и радостно притихший народ вокруг ангара, и метнувшегося к нам Кирюшку, и спешащего Арчи, оборвавшего светский разговор на полуслове, и Лару, последовавшую за ним, и Далина, и Антоху.

— Ты как, в переноске поедешь? — спросил я у неё, когда мы наконец переглянулись, — или пешком пройдёшься, порадуешь гномов?

Она сначала задумчиво уставилась на свой тигель на цепях, что стоял рядом, потом перевела взгляд на пытающихся издалека рассмотреть нас подгорных жителей, что вытягивали шеи и карабкались сейчас друг другу на плечи, внимательно их изучила своими мало что выражающими глазами-бусинками, а потом с удовольствием зевнула, потянувшись всем телом.

— Понятно, — сказал я, — по месту решим.