ГЛАВА 3

Чигирёв

— Таким образом, события Смутного времени не привели к коренному изменению в политической и культурной жизни России, — завершил свою лекцию Чигирев. — Страна так и осталась изолированной от внешнего мира, сохранила опору на крепостничество, что привело к ее существенному отставанию в дальнейшем. Вопросы есть?

— Сергей Станиславович, — поднялся в первом ряду один из студентов, — а вы уверены, что изоляция страны несет в себе только отрицательные моменты? Ведь Китай и Япония за период своей трехсотлетней изоляции сумели сохранить весьма самобытную и интересную культуру.

— Абсолютно уверен, что изоляция государства является сугубо негативным явлением, — убежденно ответил Чигирев. — Если мы возьмем приведенные вами примеры, то увидим, что за период изоляции, с семнадцатого по конец девятнадцатого века, Япония и Китай существенно отстали от остальных стран. Китай это привело к разделу, а Япония была вынуждена спешно нагонять западные державы в эпоху правления Мейдзё. А если возьмем Россию, то увидим, что до периода изоляции, скажем, в пятнадцатом — начале шестнадцатого веков, она не во многом отставала от западных держав. Но вот уже Петру Первому пришлось догонять Запад вприпрыжку. И сейчас, после нового периода семидесятилетней изоляции, Россия вновь вынуждена догонять Запад как в техническом, так и в социальном отношении, И это несмотря на то, что все признают неизменно высокий уровень советской научной школы. Но, увы, мир таков, что отсутствие притока свежих идей со стороны неизбежно ведет к застою, загниванию и отставанию. Что же касается самобытной культуры, я более чем убежден: лучшие традиции и обычаи народа всегда можно сохранить и в условиях открытого общества. Конечно, каждое государство сталкивалось с периодом упадка интереса к национальным традициям. Однако со временем народы неизбежно возвращались к ним. Более того, эти традиции даже становились популярными среди соседей. Посмотрите, какая мода сейчас на Западе на все китайское и японское. Безусловно, далеко не всегда открытость несет только благо народу. Но если он не в состоянии консолидироваться и противостоять тлетворным внешним влияниям, стоит задуматься, достаточно ли он жизнеспобен. Еще вопросы? — А как вы думаете, — раздался голос с «галерки», — как могла бы открыться Россия для Запада в период Смутного времени?

— История не терпит сослагательного наклонения, — мягко улыбнулся Чигирев. — Но если пофантазировать… Период с тысяча пятьсот девяносто восьмого по тысяча шестьсот тринадцатый пестрит такими возможностями. Начнем по порядку. Борис Годунов совершенно определенно проводил проевропейскую политику. Рос товарообмен. Создавались «полки иноземного строя». Была даже послана группа молодых дворян для обучение в Западной Европе. Так что если бы царь Борис удержал власть, страна вполне могла бы войти в состав европейских держав. Далее, Лжедмитрий Первый определенно проводил политику прозападных реформ. В частности, были сделаны весьма интересные шаги в направлении ослабления крепостной зависимости. Наконец, после изгнания иностранных интервентов в России возникла интересная традиция проведения Земских соборов. Тогда наиболее важные вопросы в жизни государства решались в ходе периодических собраний представителей различных земель и сословий Московского государства. Это могло бы привести к ограничению самодержавия и появлению конституционной монархии. Тогда Россия не только сблизилась бы с западным миром, но и могла оказаться в авангарде социального прогресса. К сожалению, произошло то, что произошло.

— Так вы считаете, что все беды России от изоляции? — задала вопрос полноватая студентка в очках, сидевшая в первом ряду.

— Я полагаю, что изоляция — это только следствие более глубинных причин. С моей точки зрения, русский народ один из самых талантливых. Но есть целый ряд свойств, которые упорно не позволяют ему выйти на достойные позиции в мире. Это прежде всего ксенофобия, вера в непогрешимого, как говорили когда-то, «природного» царя. Да попросту сказать, холопство. Когда человек не хочет жить своим умом, передаёт кому-то другому право распоряжаться своей жизнью в обмен на безответственность, не уважает себя — вряд ли он может рассчитывать на достойное место в социуме. Это касается и отдельных людей, и целых народов. Все это вместе я бы назвал холопством. Думаю, именно оно и не пустило Россию в лидеры в семнадцатом веке… И не пускает сейчас.

— Так холопов-то уже давно нет, — крикнул кто-то из центра аудитории.

— Зато холопства более чем достаточно, — заметил Чигирев, невольно вспомнив последнее заседание кафедры, и, словно спохватившись добавил: — Благодарю вас за внимание, господа, и до встречи через неделю.

С этими словами он поднял свой портфель и направился к двери. Однако когда историк вышел в коридор, дорогу ему преградил коренастый мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, одетый в деловой костюм.

— Сергей Станиславович? — полуутвердительно обратился он к доценту.

— К вашим услугам, — легко поклонился Чигирев.