Оксана повернулась к нему, ожидая продолжения фразы, но ее помощь не понадобилась.
— О… Я…Э… — Моронадо запнулся на секунду и продолжил на чистом русском языке: — Это что-то новое! Русский, в тельнике, молится Богу!
Кирсанов пролил пиво на пиджак. Гранцов развел руками:
— Вы блестяще владеете русским языком, господин полковник.
— А вы, товарищ, блестяще ругаетесь, как натуральный кубинский рыбак. Наверно, все русские туристы проходят подготовку в Гаване?
— Нет, — ответил Гранцов. — Не все.
— Только командный состав, — кивнул Моронадо. — Вы офицер? Какое училище?
— Суворовское.
— Такое не знаю. Я кончил два ваших училищ. Рязань и Киев.
— Два-то зачем? — спросил Гранцов, открывая четвертую банку пива.
— Папа не хотел меня видеть дома, — засмеялся Моронадо. — Я могу вас возить на танке в ваш отель «люкс».
— Зачем же на танке. Мы привыкли на такси.
— Опасно, — сказал Моронадо, — у нас опять революция. Где вы взяли свой такси? Очень плохой такси.
— На нас напали хулиганы, — спокойно объяснил Гранцов. — Увезли к себе, требовали денег. Мой референт вел переговоры, а переводчица отвлекла водителя. Потом мы быстренько сели в их машину и уехали.
Моронадо расхохотался и обратился по-испански к Оксане. Она встала и, бурно жестикулируя, рассказала всю историю, начиная с аэропорта и кончая блокпостом. Она нашла фотографии Гранцова и Кирсанова в роковой пачке, она даже вспомнила про смятые бумажки из тюфяка и отдала их Моронадо. Тот выслушал ее спокойно и больше не говорил по-русски, предпочитая услуги прелестного переводчика.
— Он говорит, что нам очень повезло. Если бы мы попались полиции или гвардейцам, сейчас бы все лежали в морге. Потому что полиция сначала стреляет, потом делает заявление для прессы, а потом задает вопросы.
— А он не полиция? Тогда кто?
— Он охраняет президента. В городе… как это, ну, беспорядки. Народ громит магазины. Все в районе стадиона. Туда ушли все солдаты. Он говорит, очень удобный момент для революции. Вы приехали сюда делать революцию? Он шутит. В отель «Глобо» ехать опасно. Эта ночь может быть опасной.
— Скажи ему, что русские больше не делают революцию.
— В это трудно поверить, — сказал Моронадо.