— Нужна войсковая операция… срочно привезите Дельгадо!

Себастьян хотел все сделать по правилам, может быть, впервые в жизни. Он сходил во флигель, снял с полки свою любимую Библию и открыл на странице, где Авраам приносит в жертву сына своего Исаака, старательно запомнил, как именно уложены камни жертвенника, поставил книгу на место и только после этого обильно полил флигель, а затем и деревянную террасу господского дома керосином и бросил спичку. Он знал, что в раю этот дом будет уже не нужен, как не нужны будут одежда и обувь, Библии и посуда и все остальное, — все, что понадобится, даст господь.

Затем он вернулся к Долорес, и она так и стояла на коленях спиной к дереву и, подняв глаза к черному небу, молилась. Себастьян удовлетворенно мурлыкнул, погладил ее по голове, обошел со спины и бережно развязал стягивающую кисти шелковую косичку. Долорес и так была напугана, и пугать ее еще больше он не хотел. Поднял и поставил освещенную заревом начинающегося пожара мокрую, голую, трясущуюся жертву божью на ноги, увидел, что сама она не дойдет, и снова взвалил ее на плечи. До места вечного успокоения было совсем близко.

Полковнику Дельгадо все-таки позвонили прямо домой. Узнав, что садовник похитил сеньориту Эсперанса, Диего несколько секунд приходил в себя, а потом приказал поднять обе стоящие в городе роты по тревоге и до тех пор, пока он не приедет, передать все текущее управление над войсками лейтенанту Санчесу.

Офицеры недоуменно переглянулись, но возражать не посмели, и солдат в считаные минуты выгнали из казарм под проливной дождь, погрузили в мигом подошедшие грузовики, и только у полыхающего дома семьи Эсперанса наспех перемотанный бинтами Мигель вышел вперед и объяснил задачу.

— Преступник может быть вооружен холодным оружием! — хрипло кричал он, пытаясь пересилить шум дождя. — Но ваша цель — не он! Ваша цель — спасти захваченную им девушку! А потому прочесать все! Каждый метр! Всем понятно?!

— Так точно! — рявкнули три сотни голосов.

— Господа офицеры, прошу принять управление! — взмахнул рукой Мигель, развернулся и бегом помчался в сад. Он еще надеялся успеть.

Когда Себастьян увидел с холма подъехавшие к усадьбе ярко освещенные пожаром армейские машины, жертвенник над посадочной лункой был практически готов. Сквозь шум внезапно ослабевшего дождя послышались резкие, отчетливые команды, покорно опустившая голову Долорес встрепенулась и попыталась вскочить, но ноги ее не держали.

Себастьян недовольно заворчал и придержал девушку за голову: райский сад должен был получить это семечко, несмотря ни на что. Он достал из-за пазухи и зажал в зубах сплетенную из черного шелкового платья покойной сеньоры Долорес косичку, подхватил сеньориту под грудь и под живот и, уподобляясь праведному Аврааму, аккуратно уложил жертву на ровную поверхность жертвенника лицом вниз. Завел руки плачущей сеньориты за спину и затянул их удавкой, притянул к связанным кистям одну ногу, затем вторую, привязал их за щиколотки и неторопливо достал из кармана штанов кривой садовый нож.

— Стой, Себастьян! — заорали из кустов. — Эстебан, стой!

Себастьян приставил нож к горлу сеньориты Долорес и замер.

На поляну вывалился ободранный, окровавленный Мигель и едва поспевающие за ним двое… трое… четверо солдат.

— Подожди, Эстебан! — выставил руку вперед Мигель. — Не надо! Она должна жить!

Себастьян мудро улыбнулся и придавил теплый затылок сеньориты книзу. Он знал, что завершит начатое.

— Отдай ее мне! — сделал осторожный шаг вперед Мигель. — Пожалуйста! Зачем тебе ее смерть?!

Себастьян снова улыбнулся и прижал кривой садовый нож к артерии сеньориты. Этот полицейский был удивительно глуп; он не понимал, какое счастье умереть вот так, быстро и легко, не дожидаясь обещанных Библией всадников.

— Возьми мою жизнь! — сделал еще один шаг вперед Мигель. — Только отпусти ее!

Себастьян насторожился. Привыкший слушать, он уже слышал дыхание сотен человек, стремительно приближающихся к поляне. И в тот самый миг, когда раздались первые выстрелы, — сначала слева, а затем и справа, а Мигель и стоящий к нему ближе остальных солдат охнули и покатились в мокрую траву, он сделал режущее движение ножом и сбросил скользкое, горячее, бьющееся в агонии тело в яму.

Он ушел без особого труда. Нырнул в ближайшие заросли колючей лианы и вмиг растворился в темноте. Поднялся на холм над усадьбой и долго смотрел на догорающий дом Эсперанса и слушал беспорядочную стрельбу возбужденных солдат.