— Нет, конечно, — грозно ответил Пётр. — Ты что, хочешь меня по миру пустить?

— Да уж, тебя, с таким количеством сараев, по миру вряд ли пустишь.

— Ты свои шуточки брось. Я даже без окон вижу, у кого свет горит, а у кого — не горит. Под дверями есть щель. Зачем ночью свет жечь? Так дело не пойдет. У тебя условия шикарные, так что нечего выпендриваться. Тебе все мои постояльцы завидовать будут. А если боишься спать без окон, то дверь открой и спи. Ты же видела, когда мы проходили мимо сараев, некоторые двери открыты, чтобы душно не было. Если в туалет хочешь, то вон, напротив. Душ можешь принять — полотенце на кровати лежит. — Пётр откровенно зевнул и неожиданно глазки его стали масляными. — Если боишься, то пусти меня под бочок. При желании на этой кровати мы с тобой поместимся.

— Ты что говоришь?

— Что слышала. Я сделаю все возможное, чтобы тебе было хорошо. Я мужчина заводной, горячий. Со мной тебе страшно не будет.

— Ну уж нет! Лучше я как-нибудь одна.

— Тогда спокойной ночи. — Пётр вновь зевнул и удалился к себе.

— Хоть этот не пристает и не спрашивает, есть у меня комплексы или нет…

Закрыв дверь, я выключила свет, поправила висящую на двери марлю и, сняв с себя грязную одежду, с наслаждением легла на древнюю кровать.

Я долго ворочалась, скрипела кроватью — никак не могла уснуть. Перед глазами стояли задушенная девушка и Влад, доказывающий мне, что он не имеет к убийству никакого отношения. А затем знакомые лица стали мелькать, как в калейдоскопе. Вот мой попутчик Николай достает бутылку шампанского. Я улыбаюсь — как же мне повезло с соседом! Он такой веселый, знает море анекдотов, с ним так интересно… А затем передо мной промелькнуло лицо успокаивающей меня проводницы. Я громко плачу и держу дрожащими руками рюмку коньяка. Я чувствую, как жутко болит голова. Я где-то читала, что после клофелина человек долго приходит в себя и чувствует себя просто отвратительно. Голова и в самом деле тогда так раскалывалась, что я боялась, не взорвется ли она и не разлетится ли на мелкие кусочки? А затем перед глазами возник сотрудник милиции, бросающий на меня откровенные взгляды. Когда человек в форме пытается использовать свое служебное положение — это крайне удручающее зрелище. Я никогда не жаловала нашу милицию хотя бы потому, что в нее идут работать по призванию лишь единицы. Ну что поделаешь, время нынче такое. В милицию идут не за тем, чтобы охранять порядок, а чтобы иметь власть над другими, скрыть какие-то свои комплексы и срубить как можно больше денег. Сейчас уже не так популярно, как когда-то, слово «рэкет», но, глядя на нашу доблестную милицию, убеждаешься, что именно это явление там процветает. Мерзко видеть, как сотрудники милиции, дежурящие в метро, проходят мимо бомжей — с них все равно взять нечего, а выбирают для проверки документов только тех, кто получше одет и может отвалить денег за то, что он вышел на улицу без документов. После этого мне вновь представился Влад: его поцелуй, сильные руки и влюбленные глаза. Но Марина… Лежащая на диване задушенная девушка с ярко накрашенными на ногах ногтями…

Мне удалось уснуть только под утро. Проснулась от громкого голоса Петра:

— Эй, красавица, время уже обеденное. Ты что, есть не хочешь?

Я потерла заспанные глаза и, приподнявшись, прислонилась спиной к стене.

— А сколько сейчас времени?

— Я же тебе говорю, что уже обед.

— Да я только под утро уснула. Всю ночь кошмары мучили. Всякая ерунда лезла в голову.

— Самое главное, что ты выспалась. Я тут тебе щетку принес, зубную пасту, мыло. Все, что ты просила. Приводи себя в порядок и быстро поехали на рынок.

— А на рынок-то зачем? — не сразу поняла я.

— Прикупим тебе что-нибудь на вечер. Не выйдешь же ты на работу в своих драных штанах — ни один клиент не подойдет к тебе на пушечный выстрел. Так что приводи себя в порядок, я к тебе скоро зайду. После рынка пообедаешь и посмотришь кафе.

— Хорошо, я сейчас.