На следующий день мне пришлось ехать со всеми. С утра было посещение военно-морского музея и групповое фотографирование на Стрелке Васильевского острова. Чтобы на фотографию попала нижняя часть Ростральной колоны[133] и здание Зимнего дворца. Главный фотографический символ советского Ленинграда, крейсер Аврора, находился на ремонте и фотографы выкручивались как могли.
А после обеда, когда группа пошла на экскурсию в Кунсткамеру, я отправился на улицу Римского-Корсакова. в дом номер 53, где располагалась нумизматическая секция Ленинградского общества коллекционеров. Данный адрес я выпытал из нашего дворцового бониста-фотографа, под предлогом приобретения хоть каких нибудь каталогов. На самом деле мне хотелось позадавать вопросы про медного Сеятеля и трехрублёвые монеты. С собой, на всякий случай, я прихватил и второй серебряный пятиалтынный 1931 года.
Хотел узнать — узнал. Причем сразу и про Сеятеля, и про трёхрублёвки. В цокольном этаже нужного мне дома я попал на мероприятие для школьников — «Мифы и реалии советской нумизматики». Пузатый, бородатый дядька рассказывал весело и задорно, разбавляя свои слова показом слайдов с диапроектора.
Оказалась, что мой медный Сеятель попадает в разряд чуть ли не чудес света. Было выпущено несколько пробных монет, которые до войны были в коллекциях советских коллекционеров. А сейчас осталась только одна монета в хранилище Ленинградского монетного двора.
С трехрублёвками вообще мутная история: когда готовилась денежная реформа, было наштамповано ограниченное количество двух-, трех- и пятирублёвых монет. Но реформу отменили, а изготовленные монеты утилизировали. Но какая-то часть из них успела уйти в оборот. Из всех трёх номиналов именно три рубля ушли в народ в ограниченном количестве и считаются редкими и дорогими.
Подводя итог своего выступления, дядька прямо так и сказал, найдёте такую редкость, несите нам. Потом, ещё минут десять отвечал на вопросы, после чего все разошлись. Кроме докладчика, ещё пары каких-то мужиков и меня.
Троица, явно собиралась сообразить на троих, уже начали и какие-то узелки выкладывать на стол, но заметили меня.
— Мальчик. Тебе что-то надо? — обратился ко мне бородач.
— Да. Вы говорили, что можно к вам нести, если найдём.
— И что у тебя?
— Вот, — я выложил перед ними самодельный полиэтиленовый пакетик с пятнадцатикопеечной монетой.
— Ага. Серебряный щитовик, — мужчина перевернул монету аверсом вверх. — Стандартная монета, да редкая, рублей десять-двадцать стоит, не больше.
— А ну-ка, — бородатого дядьку подвинул его товарищ, и вооружившись увеличительным стеклом, склонился над монетой. — Мать твою в кочерыжку, — ругнулся он неожиданно. — Это перепутка[134].
— Чево? — бородатый отобрал стекло и склонился над столом. — А ведь правда! Герб от десяти копеек 1930 года. Мальчик! Где ты это взял?
— Нашёл! — и пока они переглядывались, стащил со стола и монету и пакетик. А то отберут, потом не докажешь, что твоё.
— Э, погодь, ты куда? Мы её ещё не изучили, — возмутился моими действиями один из троицы. — Давай сюда. Её место в музее, а тебе за это грамоту дадут.
— Нашли дурачка? Мне грамота не нужна, — я попятился к выходу. Там сидел вахтёр и были слышны голоса одевающихся школьников. Надеюсь не кинуться отбирать монету при них.
— Постой, погоди, — заголосил бородатый. — Продай её нам.
— А сколько дадите? — я притормозил в дверном проёме.
Мужики начали выгребать наличные деньги. Нашкреблось с троих 187 рублей. Через придвинутую мной парту состоялся обмен. Получив на руки деньги, я рванул со всей свой скоростью из этого полуподвала. Хорошо, что не сдавал в гардероб вещи.