Эмма балдеет, распластавшись поперек моих ног. Заползает рабыня с двумя бокалами. Выхватываю оба.

– Покажи грудь, – шепчу служанке. Та без церемоний садится и стягивает верх платья. Выскакивают маленькие торчащие сисечки.

– Все, иди! – отмахиваюсь.

Девушка вздергивает платье обратно и выползает, виляя задом. Теперь возбуждение пойдет нормально. Начинаю заливать в горло своей жены вино. Один бокал вошел более или менее нормально, пришлось зажать ей нос, чтобы рот не закрывала. Второй она опрокидывает в борьбе, пытается уползти и позвать на помощь.

Эмма хнычет и захлебывается, но я держу ее. Хватаю за круглую липкую мордашку, целую в губы, шепчу всякую дурь о любви. Сдергиваю ее липкое платье, обнажая плоскую грудь с мизерными розовыми сосочками, леплю туда крем и лижу... Она успокаивается, тут уже и вино в дурную голову бьет...

– Еще вина!! – кричу.

Засовывается девочка с бокалами. Пока Эмма хлебает сама, я ныряю рукой под платье служанки и вставляю в нее свои кремовые пальцы.

– Грязная сука, – рычу, когда понимаю, что девушка не то чтобы не сопротивляется, она пытается сесть на мои пальцы, вгоняя их еще глубже.

Бью ее по упругой заднице, отправляя за кувшином вина. Хватит носить по стаканчику. «Грязная сука» вскоре возвращается, эти бесстыжие глаза хотят...

– Пошла прочь!

Весь кувшин заливаю в себя, ручьи красных струек растворяют грязное месиво крема под нами. Эмма в мясо пьяная лезет к моим губам. Все это происходит под веселую музыку и звон посуды и бокалов. Ощущается заметное оживление за столами, видимо уснувшего Эммануила уволокли в покои.

Моя спина прилипла к мундиру. Благодаря магическому обезболиванию я не чувствую боли, но уверен, что раны на теле от таких игрищ наверняка разошлись и закровили.

Кладу ее спиной на колени, поперек, эта доминирующая поза мне понравилась. Рву ее платье в клочья... затем разгрызаю зубами трусы. Чулки не стал. Эмма трепетно относится к чулкам, надо с этим считаться. Она мямлит, что против всего этого. Из этих на удивление ясных, голубых глаз текут слезы... Бедняжке никто не объяснил, что замужество – это еще и секс.

Зажимаю ей рот, мажу девичий животик кремом, твержу, что хочу слизать с нее торт, меня уже выворачивает от крема. Ладошкой веду от пупка ниже, гоню сливки к ее волосатой промежности, растираю и массирую нежную горячую киску... Одна рука продолжает зажимать ей рот, другая теперь раздвигает ноги, пришлось еще и своей ногой зацепить ее ножку, чтобы придержать этого «хомячка». Мои действия произвели на нее отрезвляющий эффект. Она брыкается и бьется, будто жертва в когтях хищника, колотит по спине своей дохленькой ручонкой, другой пытается разжать мою ладонь у своего рта, при этом отчаянно хрипит... откуда столько дури?!

Надоела! Хватаю ее за горло, чтобы отвлечь внимание и снисхожу до ее киски, вылизываю там все, настойчиво врываясь в таинство девочки языком. Возбуждаюсь, вспоминая маленькую стоячую грудь служанки и ощущения, как плотно обволакивались мои пальцы в ней.

Очень быстро приходит понимание, что оральный секс – это бесполезное занятие. Эмма напряжена и «течь» не собирается. Крем вполне подойдет, как смазка. Верчу ей, как куклой, меняя положение. Сильнее зажимая девочке рот, нещадно вхожу в тугое влагалище. Она пытается визжать, кусается, а мне плевать! Такая боль ничто... О Великие, как приятно... больше мне не нужно держать в голове чужие образы. Меня возбуждает то, что насилую любимую дочь императора прямо у праздничного стола с самыми знатными лордами Шенни, в самом огромном свадебном торте за всю историю свадеб. Меня заводит то, что это мое право, и чувствую, как с замиранием в сердце своими магическими глазами смотрит Гелана на мой яростно работающий зад...

***

Ужин в семейном кругу. Как же это прекрасно! Церемония, на которой должны быть все члены императорской семьи и будущие тоже. Праздник идет, гуляния по всей Шенни продолжаются. Но уже без виновников торжества.

Сижу в уютном зале, за столом с Эммануилом и его счастливой семейкой. Эмма переоделась в свою любимую рифленую черную юбку с розовой кофтой. Такую же одежду ей прямо в торт принесли служанки после нашего занятия любовью. Выглядело иронично, вошла Эмма девочкой в свадебном платье, а вышла в простом обывательском наряде, но уже женщиной. Вернее, ее вынесли, пьяную, полусонную и оттраханную до изнеможения.

Сейчас Эмма надула щеки и вот–вот пожалуется на меня отцу. Но, видимо, стесняется сказать, в чем именно я провинился. А еще у нее, наверняка, возникли противоречивые чувства... Слева от Эммануила сидит Гелана, посматривает на меня с укором. Справа Юлиана, уткнулась в тарелку, в которую с ее острых зубов капает яд, кап... кап... кап...