— Не знаю. Раньше бы сказала: что ж они так все заклинились, зациклились? А теперь думаю по-другому, вижу в этом женском микромире твердыню и опору, связь времен.
— Да, не без этого. Я, очевидно, всегда была феминисткой, но об этом не знала. С тех пор как мы перестали дичиться Запада, нам открылся заодно и феминизм, который был у нас предметом шуток как борьба за женское равноправие: ведь мы такие опытные — за что боролись, на то и напоролись. На самом деле феминизм — это не политическое течение, там только на поверхности борьба за права и против сексизма (слово, аналогичное «расизму», означает дискриминацию по половому признаку: «женщина, но умная» все равно, что «еврей, но хороший» или «женщина играет огромную роль в жизни человека»). Разумеется, мы всегда знали, что живем при патриархате, язык и искусство бессознательно отражают доминирующую роль мужчины в этой цивилизации. Но что это за цивилизация, где «первым делом, первым делом, самолеты, ну а девушки, а девушки потом»? И может ли быть — говоря «их» языком — патриархат с человеческим лицом?
Феминизм забил тревогу на пике совершенства мужской цивилизации. Ядерное противостояние, под которым мы все ходим, заставило вспомнить, что история написана мужчинами про мужчин — история войн и революций, драк и разрушений. Кстати, самым «феминистским» произведением в литературе и в кино я считаю пьесу А. Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» и поставленный по ней фильм Г. Панфилова «Валентина», где на жизни маленького поселка видно все, что происходило со всеми нами. Помните: мужчины передрались, перестрелялись и все время ломают калитку, а женщина — жертва, страдает и все время чинит калитку, безмолвно чинит и чинит…
— В том-то и вопрос: природно ли это? Есть разные догадки, уйма профессиональной литературы, а я не психолог. Важность феминизма я вижу в том, что он пытается обстоятельно, с разных сторон подвергнуть анализу, так сказать, ревизии основы мужской цивилизации, ее военно-спортивную сущность. Известный австрийский зоолог и антрополог Конрад Лоренц в своей работе «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества», которая написана двадцать лет назад, а опубликована у нас только в этом году в журнале «Знание — сила», делает такой вывод: «Но зачем нужны человечеству безмерный рост численности, безумная конкуренция, все более страшное оружие и т. д.? При внимательном исследовании оказывается, что все эти явления представляют собой нарушения механизмов поведения, которые некогда были необходимы для сохранения вида. Все эти явления — патология». В этой патологической цивилизации феминизм был всегда. Как оппозиция к позиции грубой силы. Всегда так или иначе проявлялась борьба полов. Одно только противостояние дано нам действительно от природы и навек: два пола. Как условие продолжения рода. А еще чего? Расы смешиваются, деформируются этносы и границы, а секс разделил мир пополам навсегда. На что еще годится этот универсальный мотор, если мы в отличие от животных способны поверять его разумом? К этим вопросам, детским и философским, что, впрочем, одно и то же, возвращает нас феминизм.
— По-моему, лед тронулся. Лет пять назад в интервью для радио я позволила себе фразу: «Лучше кружева, чем ракеты». И сама испугалась, потому что журналистка аж поперхнулась и выключила диктофон. А всего-то-навсего мы говорили про женщин в кино, про то, как нас вечно подозревали в мелкотемье, мол, мы «кружева плетем». Я и сказала: «Лучше кружева, чем ракеты». Но какая это была крамола! А сегодня молодым даже непонятен вопрос: мол, в чем же крамола, кружева лучше — это ясно, как мир! Но еще урчит ползала на российском съезде, когда депутат Нелли Якименко в последний момент своего блистательного выступления встала и сказала: строительство одного авианосца стоит больше, чем весь наш годовой бюджет здравоохранения! Но другие ползала ей аплодировали, кто-то даже руку поцеловал. Раньше я назвала бы ее мужественной женщиной, но теперь ловлю себя на слове — что за пережиток сексизма? Я же не скажу в похвалу — «женственный мужчина»… Конечно, еще достаточно военных и политиков, которые не слышат этой тревоги, потому что они вообще слышат только то, что им в данный момент выгодно. И все-таки лед тронулся. Потому что поумнело молодое поколение появился другой строй мысли. И это во многом благодаря женщинам, суждения, разговоры которых дети слышали с малолетства.
— Остроумно, конечно, но мне не нравится такое остроумие. Напоминает ППЖ — я услышала ребенком эту веселую аббревиатуру — «походно-полевая жена», и помню, мне чуть дурно не стало от несправедливости и пошлости. Разумеется, в сексуальных отношениях я не понимала ничего, но, может быть, я и стала тогда феминисткой в пику ерничеству. Я всегда была за ППЖ. Помните Нину Ургант в «Белорусском вокзале»? Или у Симонова? «Но живет еще где-то женщина, что звалась фронтовой женой, не завещано, не обещано ничего только ей одной»… Нет, это не имеет отношения к нынешним митингам, хотя какая-то связь есть. Пожилые женщины, теснящиеся в толпе, вызывают комок в горле — независимо от содержания плакатов. Но про политику мы сегодня не будем. Для женщин этот спорт пока малодоступен. Конечно, я за неравенство, за равноправие в неравенстве. Вот как это осуществить?
Следующее поколение, быть может, найдет свои формы участия женщин в политике. Если будем живы… Нервы у женщин все-таки слабее, даже у «сильного типа нервной системы». Большинство женщин как раз по этой причине чуждаются политики. И правильно делают. Убеждена: женщины живут в более глубоком мире. Каждая мыслит себя, во-первых, внутри своего микромира: дом, дети и те, кого знаешь; затем внутри всего Космоса, от которого зависишь, от Земли, от которой зависишь… То есть для нее есть масса вещей, от которых она гораздо больше зависит. Она отвечает за себя, за ребенка — за этот личный, обозримый мир. За свою синицу в руке. А там журавль в небе и почти никакой ответственности… Нет, это сладкое слово «свобода» — не для женщин, мы-то знаем, что мы зависим от всего, и там политика на десятом месте, в этом глубоком мире.
Примерка женской логики на мужскую политику
Эдакий экзистенциализм в юбке!
В книге З. Фрейда «Тотем и табу» есть описание одного древнего племени, исполнявшего такой ритуал: головы побежденных врагов они приносили в свое стойбище, украшали их, ставили перед ними еду, кланялись и просили прощенья — мол, извини, друг, я не мог тебя не убить, так надо было, сам понимаешь.
А по моему бульвару все бегут солдаты, сдают «ГТО»; и ковыляют по мартовскому льду старушки — за талонами. Как много вдруг оказалось старух, вы заметили? Их показывают по телевизору — в очередях, богадельнях и бесплатных столовых. А по мартовскому телевидению — чуть сконфуженной, чем прежде, с уклоном в политику и проблемность — выполняется ритуал поклонения прекрасным дамам, слабому полу. Этот праздник себя изживал, гордые женщины сердились — «почему это нет тогда мужского дня?» На Западе их гордыня пошла бы в дело, в борьбу с «сексизмом». Мы и слов-то таких не знаем, нам даровали выходной день, и гордячки заткнулись — «хоть горшком назови…» (кстати, вы обращали внимание на убогий прагматизм всех без исключения русских пословиц?)
Теперь нам, кажется, даруют министерство «по делам женщин и семьи». А не хотели бы вы служить в департаменте «по общечеловеческим ценностям» или в комитете по «новому мышлению»? Вот кто-то из депутатов, очевидно, дама, подстилает президенту удобный вопрос: «А может ли случиться, что один из министров будет женщина?» «Конечно, может, может», — тут он и пообещал министерство по нашим делам. А прелестная женщина Г. В. Семенова, бывший главный редактор «Крестьянки», а теперь член — не скажу чего, ибо не знаю, как писать «политбюро», — кажется, с большой буквы, но почему? — так вот, она уже поговаривала о квотах, о равном или пропорциональном представительстве в разных органах власти, а на вопрос телекомментатора, будут ли женщины конкурентоспособны в политической борьбе, отвечала что будут найдутся такие, сейчас «мы проиграли» при демократических выборах, но мы не отступим, пробьемся. Хочется кричать, как в детском театре: «Не ходите туда! Не будете вы там конкурентоспособны, и не надо, не надо вам!»
Страшные картины рисуются. Берешь простую аналогию со спортом. Как слабому полу, пусть даже с самым сильным типом нервной системы, участвовать в их играх? Даже серьезные соревнования по бриджу проводятся отдельно. Но вот, не размышляя, почему политика похожа на спорт, где-то на профессиональный, у нас — на полускрыто-любительский, а больше на физкультурный парад на стадионе, представляешь чисто экспериментальный вариант, отдельные палаты «М» и «Ж», и в женском зачете схлестнулись — кого бы взять? — ну, скажем, неутомимая Бэлла Куркова и Нина Андреева. Первая — при горячей поддержке сторонниц, разумеется, победит — ну и что? Резолюцию напишет и стальным голосом зачтет к общему «ах!» С. П. Горячева. Такова расстановка сил, и если я болею за отдельных женщин, участвующих в игрищах так называемой большой политики, то только за то, чтоб не надорвались, чтоб депутатство не пожирало все силы, не увело бы от своей профессии, не клеило ярлыков, что неизбежно в политике, короче — чтоб держались в тени, не «засвечивались». До какой поры?
А есть ли у нас политика? Вот в чем вопрос. Они — с Запада — не перестают удивляться, почему у нас женщины не участвуют в этом? Вот и профессор Мичиганского университета, знаток русской истории, умная женщина, сказала: «Меня огорчает распространенное здесь убеждение, что политика — это зло». Это про меня.
Может быть, другие «неполитизированные инакомыслящие» найдут еще десять ответов, а я отвечу так: на нашей шестой части суши в беспартийном, бесклассовом государстве осуществленного коммунизма (не удивляйтесь — вы его просто не узнали, это он самый и есть!) и народной демократии (если таковая бывает, то она именно такая), в вареве теневой экономики (ничего страшного, а «почему вы боитесь собственной тени?» — так называлась статья Льва Тимофеева в «Литгазете», ссылаюсь справедливости ради, сама бы под ней подписалась), в этом царстве теней и первобытного хаоса может быть только теневая политика Теперь это принято называть Зазеркальем. При первых же соприкосновениях с гласностью, с названностью, с вылезшей на свет публицистикой полетели искры,