— Я бы тоже хотел знать ответы на эти вопросы. Я хочу знать это уже на протяжении трёх месяцев…

***

Хасан сидел в темноте своего кабинета. Окна плотно зашторены. Только свет монитора отбрасывал голубой отблеск на суровое лицо. Он нервно пролистывал записи камеры наблюдения, и челюсти его жестоко сжимались.

Злость от того, в какую сторону повернулась ситуация, распирала его изнутри. Он ожидал всего, что угодно, только не этого. Всё утро он находился в нервном напряжении от предвкушения просмотра. Его мозг рисовал ему страшные картины расправы над девчонкой. Он видел сцены насилия, кровь и мысленно слышал её беспомощный крик. Но ожидания его не оправдались.

— Ах так, да… Значит вы подружились? Значит ты добрый у нас?- пальцы Хасана нервно случали по столешнице.- Ладно, посмотрим, что ты будешь делать через недельку-другую, когда захочешь жрать…

Хасан резко отъехал на стуле от компьютера, встал и направился к двери. На мониторе мелькала рябью картинка видеозаписи. На ней , вжавшись в угол, на полу сидела Ева.

*** Макс

Я сел на лежак, прислонившись к стене, в моей руке была миска с едой. Я совсем не был удивлён тому, что девчонка отказалась есть. Вспоминая свои первые восемь дней, когда я отказывался принимать это от них, я содрогнулся. Лишь на девятый день, когда разноцветные круги перед глазами стали закрывать мне обзор, я, шатаясь, дошёл до миски и через силу съел её содержимое полностью.

С того дня я чётко знал, что это просто необходимость, принимая еду, как противное лекарство, давя в себе чувство тошноты. Благо делать это приходилось всего один раз в день.

Есть хотелось мучительно и нестерпимо, до боли, до галлюцинаций. Наверное, Хасан специально построил эту камеру недалеко от кухни, чтобы запахи, доносящиеся оттуда, причиняли мне ещё большие мучения.

Иногда вечером я ложился на матрас, закрывал глаза и представлял себе кофе. Крепкий, чёрный, только что приготовленный в турке. Я видел его так чётко, что начинал ощущать во рту его терпкий вкус. Кофе был одной из моих сильнейших слабостей. Его отсутствие я переносил больнее всего. Иногда мне казалось, что если бы сейчас мне предоставили выбор – мясо или кофе – я бы выбрал последнее.

Отогнав от себя воспоминания, я начал есть, доставая еду из миски руками. Сбоку краем глаза я видел брезгливый взгляд, обращенный в мою сторону. Я мог бы уйти за перегородку и сделать это в одиночестве, не сопровождаемый её презрением. Мне было унизительно есть подобно дикарю, но я обязан был сделать это для неё. Она должна побороть в себе это чувство омерзения ради жизни, так же, как сделал когда-то я. Пускай сегодня она останется голодной, но возможно завтра или через несколько дней она будет есть, а значит, будет жить.

Опустошив миску, я швырнул её к решётке, зная, что через несколько минут придёт женщина-тень и с опаской заберёт её, чтобы завтра в то же время принести в ней следующую порцию помоев.

Наверное, следовало бы напоить девчонку, потому что без воды она долго не продержится. Вспомнив это, я взял жестяную мятую кружку и набрал воды, стекавшей в пространство дырки-туалета, подошёл к ней и протянул ей воду.

— Я понимаю, почему ты отказываешься есть. Со временем это пройдёт. Но от воды я не рекомендую тебе отказываться, потому что в случае обезвоживания ты и недели не проживёшь.

Снизу на меня смотрели большие глаза, наполненные слезами, невероятно синие, красивой правильной формы с длинными изогнутыми ресницами. Выражение её глаз по-детски испуганно-удивлённых приводило меня в замешательство.

—Она что, из туалета? – тихо, почти обреченно спросила девчонка.

—Ты должна пить, понимаешь? Да, она течёт прямо в туалет, но она чистая.

—Не буду! – обиженно, как ребёнок, произнесла она, замотав головой.

Я схватил её за руку, вложил кружку ей в руку и почти закричал.