Друзья расхохотались, вспомнив про приключения российского парохода «Алабама», который посчитали погибшим в неспокойной Атлантике. А оказалось иначе. Капитан «Алабамы» молодой лейтенант Пётр Копылов имел на борту не только груз в 250 морских гальваноударных мин, но пассажирами 32 гардемарина, уже сдавших экзамены в Морском Корпусе. Однако по прихоти генерал-адмирала Константина Романова получить эполеты мичманские им предстояло не в Петербурге, даже не в Кронштадте, а на флагманском корабле адмирала Истомина. Сей торжественный акт — получение кортиков на борту флагмана Атлантической эскадры очевидно должен был знаменовать собой выход России из балтийского мелководья в океан. Гардемарины, не погуляв в чинах офицерских перед отправкой на войну, сдержанно критиковали государя и горели желанием отличиться. Командир парохода Копылов был не так давно их старшим товарищем по Корпусу и не пойми как оказался вовлечён в невероятную авантюру. Повстречав по пути русский клипер «Сапсан», конвоирующий в Кронштадт запризованный прусский пароход «Олимп» с грузом стрелкового оружия для армии САСШ, Копылов получил от командира «Сапсана» целую сумку документов для передачи адмиралу Истомину. Почему то в сумке оказались бумаги на «Олимп», сходный по своим характеристикам и внешнему виду с «Алабамой».
«Вдруг» оказалось, что у без пяти минут офицеров флота российского, руки растут из нужного места, — изнывающие от безделья моряки ухитрились на переходе до неузнаваемости изменить, перекрасить «Алабаму», сменить название на «Олимп» и даже подделать судовые документы на груз. И пошёл «Олимп»-«Алабама» прямиком в гавань Нью-Йорка!
Досмотр корабля нью-йоркские таможенники не проводили, — груз то военного назначения, а к военным, само собой, авантюристы обращаться не стали. Отсутствие взаимодействия между морской стражей САСШ и сухопутными интендантами позволило лже «Олимпу» трое суток отстоять в Нью-Йоркской гавани и в одну прекрасную ночь, чёрную как хм… душа негра, бравые гардемарины со шлюпок выставили два десятка мин аккурат на пути ежедневных маршрутов броненосных сил морской охраны штата Нью-Йорк. К подорвавшемуся и затонувшему монитору «Аллигатор» поспешил систершип «Кайман» и (видимо сдетонировал боезапас) «разлетелся на мелкие атомы», так писали газеты города-яблока…
Выскочивший восвояси «Олимп», вернее уже «Алабама», взял курс на восток, дабы сбить со следа погоню, что Копылову и удалось. В Чарлстоне адмирал Истомин не знал, что делать с воскресшими «утопленниками» внезапно оказавшимися ещё и героями. Уничтожить два сильнейших корабля вражеского флота — подвиг достойный ордена Святого Георгия. Но налицо нарушение воинской дисциплины.
Вестей из Петербурга ждали с нетерпением. По телеграфу было велено ожидать почту с фельдъегерем и там то и будет окончательное императорское решение по данному вопросу.
Его императорское величество Константин Николаевич начертать соизволил: «Выпороть, конечно, следует капитан-лейтенанта Копылова и всех тридцать двух мичманцов. Но, из петербургского далека всех нюансов не разглядеть. Оставляю, Владимир Иванович, дело сие на ваше усмотрение. Хотите — своей рукой разгильдяев порите, хотите — той же дланью пишите представления на оболтусов. Константин»…
Арсений и Николай моряками не были, поэтому до них пересказ истории дошёл через пятые, а то и десятые руки, приукрашенный различными высокохудожественными вариациями. Но мичман Ивантеев, участник той авантюры, присланный в «Посольский батальон» для обучения сапёров минному делу, на кортике поклялся, что именно эти слова государя зачитал им адмирал Истомин. Конечно, не было в адмиральском салоне ни палача, ни жандармов, чтоб сразу вязать моряков, если царь-батюшка вдруг решит осерчать на неслухов, равно как и не было матросов с щипцами, чтоб погоны срывать. Но то, что вскрывая конверт, адмирал всерьёз волновался, не зная о решении суверена, так и было в действительности…
Флот САСШ, после такой наглой атаки совершил два выхода в океан, однако к Норфолку не приближался, что подтвердило подозрения о негласном соглашении Лондона и Вашингтона не вступать в противоборство, несмотря на войну между двумя странами.
— Арс, а Арс, — Николай никак не мог успокоиться.
— Чего тебе?
— Если со следующего года в Калифорнию повезут из России больше пятидесяти тысяч человек, значит, железную дорогу к тому времени отстроят? Ведь на Панамском перешейке французы сели.
— А что французы, по договору они препятствий переселенцам чинить не могут, их дело охранять перешеек и рыть канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны.
— Они же ещё Суэц не докончили.
— К 1864 году обещали запустить Суэцкий канал, а пока там работы ведут, через перешеек запустят изыскательские партии. Пророют Суэц и рабочие и инженеры на Панамский перешеек поедут. Все при деньгах, при работе на много лет вперёд. А чего вдруг заинтересовался каналами?
— Не каналами, «железкой» до Калифорнии. Сколько времени туда и обратно ехать, с неделю?
— Э, брат. Ничему-то тебя многократное падение мордой лица на кирпичи не научило. К симпатии своей, Лизавете поехать хочешь?
— Не твоё дело.
— Ой, а покраснел то как, покраснел. Коля, послушай товарища. Дезертировать что ль решил? Так ты не геройский мичман с «Алабамы», тебя быстро в каторгу определят или так опозорят, что сам в петлю рад залезть будешь.
— Почему дезертиром? Перевестись в Калифорнийский корпус. Вон генерал Турчанинов как крушит янки.
— И кем ты будешь у калифорнийцев? В рядовых бегать? Я узнавал, там со стороны человеку трудно подняться, все держатся друг за дружку, своих продвигают. А мы, Коля, тут отличились, под Луисвиллем побывали, хоть на нашу долю штурма и не пришлось, однако-ж ТАМ были! А через месяц держим экзамен и бац, прапорщики! Слышь, Коля — благородия, офицеры!