«Они сошли с поезда в тот волшебный миг, когда свет менялся, превращая явственные цвета дневной живописи в подчеркнуто определенные, чуть ли не резкие очертания, свойственные гравюре.

Дягилев, впервые обратившись к Лифарю на «ты», произнес слова, которые вскоре войдут в анналы великих историй любви XX века: «Хочешь взять фиакр или гондолу?»

Разумеется, молодой человек без колебаний выбрал гондолу. И Дягилев, мастер любовных недомолвок, рассмеялся… Высоко в небе кружила пара молодых орлов. Обе хищные птицы какое-то время летели рядом, согласно взмахивая крыльями, затем вместе развернулись и опустились на верхушку дерева.

Любуясь этим двойным символом мощи, свободы и зоркости, Сергей Лифарь спрашивал себя, должен ли он видеть в нем счастливое предзнаменование. Молодость и страсть, жившая в нем, вели его к славе.

Это было 20 августа 1924 года. «Глубокая синева отражалась в черной поверхности Большого канала, едва приметно плескавшегося», – рассказывает Лифарь в своих воспоминаниях. В воздухе веяло той мирной, чистой и созерцательной мягкостью, которая часто свойственна великим свиданиям. Все казалось юноше пленительным, и прежде всего – сам Дягилев, который превратился «в гордого и счастливого венецианского дожа».

Они провели в Венеции пять дней, и все это время с лица «адвоката» «Русского балета» не сходила счастливая улыбка. Он любил греться под ласковым итальянским солнышком, устроившись за столиком кафе «Флориан» на площади Святого Марка, и чувствовал себя там как дома. Из суеверия он никогда не позволял своему любимцу проходить между двумя колоннами на Пьяццетте».