- В таком случае, прошу вас объясниться. Мне сложно понять, отчего вы столь пренебрежительно относитесь к родному сыну. Или что, у вас появился другой? Вы обзавелись новым наследником?

- Каролина, прекратите. Я блюду все условия, что вы мне обозначили. Антуан мой единственный ребёнок.

- Сложно поверить, - смело заявила она.

- Возможно, вам было бы сейчас легче, если бы ранее вы не о красоте талии думали, а согласились бы на вторые роды, - зло сообщил Герман Грумберг. – Тогда бы вы наконец‑то поняли, что Антуан уже далеко не мальчик.

- Лишь внешне, в душе он сущий малыш. Он наивен, легко ведётся на чужие уговоры, немного взбалмошен и о, как же он упрям! – неподдельно горько воскликнула женщина.

- О-о-о, да теперь мне понятно отчего в нём такая сосредоточенность на аир Свон. Ваше наследие. Напоказ кружитесь вокруг него, как орлица, но на деле вы курица!

- Что?

- От того, как вы только что описали моего сына, мне сделалось до невозможности дурно! - Герман Грумберг говорил в таком неприятном тоне и таким злобным вдруг сделалось выражение его лица, что леди Каролина в ужасе пошатнулась. Но её поведение мужа не успокоило, он уже порядком разгорячился. - Поверьте, все эти годы я приезжал сюда из столицы отнюдь не ради того, чтобы побыть в родном имении, где куда не ступи, а всюду столкнёшься с вами. В моих намерениях было не дать сыну превратиться в то, что вы мне тут озвучиваете. Собственно, знайте, именно поэтому я дозволил ему поступить в академию так рано. Хватит вам держать его у своей юбки.

Леди Каролина поджала губы до узкой черты. Весь вид её говорил, что она до крайности оскорблена словами мужа. Но её молчание было благоразумнее оскорблений, что так неистово желали сорваться с её языка. Герман Грумберг поуспокоился.

- Простите, - даже буркнул он. – Я всего лишь хочу донести до вас, что Антуан очень долгое время жил под вашей опекой. В этом имении его жизнь походила на беззаботный рай, а редкие поездки ко мне в столицу не научили его всей полноте жизни. Ссориться со мной не каждый пожелает, а потому за двадцать шесть лет жизни у Антуана были только друзья. Никак не враги. И да, мне самому крайне сложно принять, что отпор ему смогла дать только женщина, да ещё какая-то простолюдинка, но этот жизненный опыт ему нужен. Он должен научиться справляться с такого рода эмоциями, должен понимать, что такие ситуации в принципе могут возникнуть, и, самое главное, он должен выработать для себя стратегию поведения. От того, как он сейчас будет действовать, зависит его будущее. Если мы научим его бежать к нам с жалобами, то… Простите, Каролина, но тогда я буду считать, что нисколько не воспитал сына. Или вы сами считаете, что такое поведение достойно взрослого мужчины?

Потупив глаза к полу, леди Каролина промолчала. Однако, то, как опустились её плечи, показывало, что боевой настрой она утратила. Она поняла мужа.

- Кроме того, - продолжил граф, - он уже озвучил отказ обращаться к нам. Если мы поступим иначе, то это может оскорбить его. Проблему с одногруппницей он считает глубоко личным разбирательством.

- Но что, если он не поступит разумно? – жалобно уставилась леди Каролина на мужа.

- Меня самого это неподдельно тревожит. Поэтому во время зимних каникул Антуана предлагаю вернуться к этому разговору. Если потребность в нём ещё будет иметься, конечно.

- Боги, но это же так долго.

- Зато это будет правильно. Размыслите сами, доводы я вам привёл. А если и они вас не устраивают, то примите следующее - раз поведение этой студентки действительно столь незаурядно и отвратительно, то профессор Аллиэр даже без моей просьбы найдёт способ от неё избавиться.

Леди Каролина недовольно нахмурилась, но, сев в кресло, продолжила вышивать. При этом она демонстративно молчала, а потому чтение книги, которую взял с полки Герман Грумберг, не задалось. Он не прочитал даже страницы, как жена вдруг гневно швырнула вышивку на пол и, хлопнув за собой дверью, ушла из гостиной.

- Какой-то сумасшедший дом, - тихо пробормотал граф с искренним недовольством, а затем отложил книгу и подошёл к камину.

В нём взяло верх любопытство, так бы он ни за что не стал вытаскивать из золы смятый в плотный комок лист. Уж, в крайнем случае, потребовал бы, чтобы это сделал кто‑либо из прислуги. А затем Герман Грумберг развернул рисунок сына и, к своему удивлению, понял, что видит женский портрет.

[1] Маркграф – правитель пограничного округа