Ант Юний Рысь в сверкающих доспехах и шлеме, украшенном страусовыми перьями, стоял у входа в императорские покои. В правой руке он сжимал короткое копье-гасту, левой придерживал за край высокий прямоугольный щит, выпуклый снаружи, как было принято в армии. Бывший гладиатор стоял так уже часа три, начиная с полудня, и явственно скучал. Новая его служба – охрана императора – при всей своей престижности оказалось скучной неимоверно. Да и, сказать по правде, основные тяготы службы несли преторианцы – отборные солдаты гвардейского легиона, поддерживающие порядок в Риме и ближайших окрестностях, а такие, как Юний, лишь придавали императорскому двору блеска – еще бы, сам Рысь из Трех Галлий, бывший популярнейший гладиатор, служит цезарю. Приходите, дорогие гости, смотрите, вот он! Можете даже потрогать меч, а если хотите, Рысь покажет вам несколько приемов с копьем. Тьфу! Юнию уже давно смотреть было тошно на ту почтеннейшую публику, что каждодневно ошивалась во дворце. Собственно, это был целый дворцовый комплекс, почти полностью занимающий один из римских холмов – Палатин. Жилые покои, пиршественный зал, сады, библиотека и прочее, прочее, прочее… Здесь же, во дворце, в покоях для слуг, жил теперь и Юний, и нельзя сказать, чтобы новая жизнь ему сильно нравилась. С одной стороны, конечно, отпала угроза смерти – и в этом был большой плюс… Пожалуй, только в этом, поскольку со всех других сторон, куда ни кинь, имелись в основном минусы. В дворцовые покои, естественно, не пускали людей с улицы, а на отлучки слуг или охранников смотрели косо. Рысь только и смог себе позволить однажды навестить Каллида с ланистой Септимием, так и то это было недели две назад, на сентябрьские иды. Выпил с ними вина, поговорил, попытался было узнать о судьбе Юлии Филии, но ни ветеран, ни ланиста о ней ничего не ведали. Юний, конечно же, заявился на Тибуртинскую улицу – дом Юлии по-прежнему стоял пустой, правда, охранялся вольноотпущенником-сторожем, который, гад такой, нипочем не рассказывал, кто его нанял и на сколько. Ну, можно было догадаться. Значит, с Юлией все более-менее в порядке, как, наверное, и с сопровождавшим ее Луканом, который числился беглым рабом. Да чего ему сделается, в конце-то концов, не выдаст же его сбежавшая в Остию вдовушка? Хотя, конечно, кто ее знает… Юний нет-нет да и чувствовал некий укор совести – как ни крути, а Лукана-то втравил в неприятности именно он.

С тех пор миновало уже две недели, но Рысь больше никуда не отлучался, все стоял во дворцовых покоях. Посетители – сенаторы и прочие должностные лица – поначалу пялились на него, как на дорогую игрушку, но быстро привыкли, и никто уже не хлопал глазами, осведомляясь: а не кажется ли ему, и правда ли это знаменитый гладиатор? Короче, скучища – спасу нет. Одно хорошо – можно было о многом подумать, поразмышлять, особенно если дежурство выпадало на утренние часы, когда императорский двор отсыпался после затягивавшегося далеко за полночь ужина. Так и стоял бывший гладиатор статуей, присматривался ко многому и ко многим да мотал себе на ус, а вечерами у себя в каморке, расположенной за дворцовой конюшней, анализировал все, что удалось увидеть, услышать, почувствовать. И от этого процесса – умственного, между прочим! – Рысь явно испытывал удовольствие, чего раньше за собой не замечал. Нет, конечно, много было и раньше такого, что ему нравилось: удачный бой, зрительские симпатии, девочки, даже книги, но чтобы получать удовлетворение от самого процесса размышлений – такого еще не было. Быть может, этому способствовала обстановка?

Прогоняя навалившуюся дремоту, юноша помотал головой, словно лошадь в стойле, и, прислушавшись, крепче сжал копье: со стороны атриума донеслись какие-то голоса. Кто бы это мог быть? Управитель дворца Апполинар, ученейший грек, охрана и слуги так не шумели, значит, это не они направлялись сейчас к императору, а кто-то другой. Не сенаторы и не магистраты – те обычно являлись с докладами в первой половине дня, хотя, может быть, это прибыл кто-нибудь из провинций? Переговариваясь, из атриума вышли двое мужчин в белоснежных сенаторских тогах: один – жилистый и высокий, с красным лицом и угрюмым взглядом – Луминий, командир преторианских когорт, Юний уже его знал, другой – толстомордый, склонный к тучности, здоровяк с редкими, коротко подстриженными волосами, которые он когда-то тщательно завивал. Увидев его, Рысь едва не вздрогнул – это был сенатор Децим Памфилий Руф.

– По какому делу? – Рысь опустил копье.

– По государственному, – сквозь зубы процедил Луминий. Как и все военные, он презирал гладиаторов, тем более бывших. – Позови Апполинара, пусть доложит о нас.

– Я уже здесь, мои господа, – вовремя вынырнул из-за колонны грек.

Он всегда появлялся вовремя и тем был особо ценен. Длинный, сутулый, с черной остроконечной бородкой и карими сияющими глазами, Апполинар был не лишен известного обаяния. Злые языки упорно сеяли слухи о его связи с Юлией Маммеей, матерью молодого императора и фактической правительницей Рима.

– Идемте за мной, император ждет вас. – Грек поклонился и жестом пригласил гостей в покои.

Памфилий Руф все же скользнул взглядом по бывшему гладиатору – но что было в этом взгляде, злоба или безразличие, вряд ли кто бы ответил наверняка. Быть может, сенатор уже и забыл все? Нет, наверное, помнит. Он из тех людей, что забывают лишь то, что выгодно забыть, а помнят то, что выгодно помнить.

Посетители провели в императорских покоях часа два и вышли лишь в девятом часу дня, как привычно определил Рысь по тени, отбрасываемой стоявшей напротив входа статуей быстроногого солнечного бога Меркурия. До конца смены оставалось еще не так много. А что делать потом? Идти куда-нибудь уже поздно, да и куда пойдешь – разве что опять в Лудус Магнус, к старому Каллиду или Септимию, ланисте. А ведь и некуда больше идти – с каким-то подспудным страхом вдруг осознал Юний. К кому-нибудь из многочисленных поклонниц? А зачем им бывший гладиатор? После обретения свободы Рысь уже не выходил на арену, и его место в неверных девичьих сердцах наверняка уже заняли другие. Оставалась лишь одна Юлия Филия, так и той не было в городе, и вообще, что с ней – неизвестно. Конечно, хотелось бы верить в лучшее… Юний вздохнул. Вот так вот! Некуда идти. Друзей нет, да и приятелей – раз-два и обчелся. Хотя, наверное, хватало в Риме и вполне достойных людей. Например, Феликс, писатель, – вот бы поговорить с ним о книгах, да ведь где найдешь его теперь?

Рассуждая таким образом, Рысь хитрил – уж если на то пошло, отыскать литератора было бы очень легко: в той же книжной лавке на рынке Траяна. Нет, не в этом дело… В тот раз, когда они вместе пили вино, Юний пришел не сам по себе – его послал ланиста, а навязывать свою дружбу юноша считал неприличным. Да и хороший ли человек этот Феликс? Кто знает.

А может быть, уже вернулась со своей виллы Флавия и он вообще зря грустит? Как бы это узнать? И как потом встретиться? Впрочем, встретиться – это второй вопрос, уж он-то придумает что-нибудь, главное сейчас – вызнать. Как? Хоть спрашивай у самого Памфилия Руфа. У юноши и на это хватило бы наглости, если б он не опасался, что подобное поведение может навредить Флавии.

Вздохнув, Юний вдруг ощутил стыд, задавшись вопросом: а точно ли он любит Флавию? Можно ли назвать любовью это странное чувство? И чувство ли это? Может, просто симпатия, которую он испытывал, скажем, к молодой вдове Юлии Филии? Да, Юлия была довольно милой девушкой, причем весьма практичной и неглупой, но, как четко осознавал Рысь, его чувства к ней были лишь поверхностными, легкими… такими же, как и у нее к нему. Нет, с Флавией все-таки было совсем не то…

– Эй, гладиатор! Ты заснул, что ли?

Юний вздрогнул, внезапно увидев перед собой самого императора. Александр из рода Северов, чувственный и несколько изнеженный юноша с бледным лицом и обманчиво тихим взором, был возведен на трон преторианской гвардией после убийства развратника Элагабала, которому Александр приходился двоюродным братом.