— Да больше, Андрюш. С утра выехал. Что за новости, расскажи старому на потеху? — Оживился Фёдор, потирая морщинистые, грубые ладоши. — А то газетёнки дорого нынче стали. А по слухам бабки плетут всякое, хоть сразу в гроб ложись и крышкой прикрывайся.

— Принцесса к нам собралась в пятницу эту. Анастасия Николаевна, — ответил с придыханием.

— Господи, помилуй, — охнул дед. — Небесная принцесса наша⁈ А я и думаю, чего улицы перекрыли, блошиные рынки разогнали. Полицаев в пять раз больше, ходят, как оккупанты, у всех документы спрашивают и собак бездомных отстреливают. А кавалеристов набежало, дворники ругаются благим матом, что лошадки удобрили всю центральную улицу.

— А я на параде со знаменем во главе перед ней пойду, представляешь! — Не сумел сдержаться и похвастал.

— Бааатюшки! Дожил! А чеканишь хорошо? Перед ней же нельзя посрамиться, уж никак, Андрей.

— Так и гоняю второй день на плацу, оттачивая мастерство.

— Вот же ж, значит, почему вырядили, — усмехнулся Фёдор и дальше воодушевлённо. — И правильно, правильно Андрей. Надо вперёд, только вперёд. Ну весь в отца. Так держать.

Посмеялся старый, задумался вдруг. Вздохнул тяжело.

— Что ж, пора тебе, наверное, служивый, — произнёс с грустью.

А я насторожился.

— На хлеб есть ещё? — Спрашиваю в лоб.

— Да есть, есть, князь. И картошки пол мешка, я там похлопотать решил. Может, что вырастит.

— Тогда в чём дело? Я ж тебя знаю.

— Да государевы люди приходили на днях. Уведомление на бумаге дрянное дали, налоги ж не уплачены. И растут с каждым годом. Но я договорился, на отсрочку, наплёл, что мы крестьян летом наймём. Поверили, дурачьё. А там видно будет, авось и врать не придётся. Как раз подкопим на двух китайцев. Станут трудиться за еду, а мы их в сарае от полицаев будем прятать.

— Давай часть земли продадим и заживём нормально, — предложил, понимая, что скоро и так всё отберут по суду. А там с молотка на аукционе…

— Нельзя, — стоит на своём Фёдор.

— Это кто сказал? — Спрашиваю, потому что уже не маленький, и сам решаю такие вопросы. Хватит меня опекать.

— Завещание отцово гласит, — отвечает хмуро.

— И где оно?

— Словами сказанное, — ответил сварливо. — А воле покойного князя перечить нельзя. Терпи, Андрей Константинович, мужайся. А мы тоже держимся. Видит Бог, ещё дадим жару.