Дюк всё понимал, но мешала глупая гордость. Роуз солгала ему. Заставила почувствовать себя дураком. “Позаимствовала” чужой дом для званого ужина. Господи, моральные устои этой женщины были чересчур гибкими, как стебли пшеницы на ветру. Как можно снова начать ей доверять?
Пайк выдохнул, затем осушил свой бокал и со стуком поставил его на стол.
– Знаете, в чём ваша проблема, Дюк? Вы не хотите признавать, когда не правы. Продолжаете двигаться вперёд, не оглядываясь назад. Потому что, если вдруг задумаетесь о прошлом, можете пожалеть о некоторых своих решениях... и тогда вам придётся признать, что вы не идеальны. – Он встал и взял картину под мышку. – Только вы не понимаете, что в мире достаточно идеалов. А вот сострадания и сочувствия отчаянно не хватает. И, если вы не сможете это усвоить, вас ждёт очень одинокое будущее.
Пайк развернулся и направился к выходу.
В груди что-то шевельнулось. Дюк скучал по Пайку и не хотел, чтобы их сотрудничество закончилось вот так.
Он проработал в газете больше сорока лет, а потом оказался выброшен на произвол судьбы не по своей вине.
Роуз была права, чёрт возьми.
– Постойте, – крикнул Дюк вслед Пайку. – Мне бы хотелось вернуть вас на прежнюю должность.
Обернувшись, бывший главный редактор нахмурился.
– Вы хотите снова меня нанять?
– Да, хочу. – Такой уверенности в правильности своего решения Дюк никогда не испытывал. – Пожалуйста, возвращайтесь. Я был не прав, когда вас уволил.
– Да, был. – Пайк провёл рукой по подбородку. – Никогда не думал, что услышу от вас такое.
Как и Дюк. Раньше он никогда не менял решений.
– Возможно, я учусь состраданию и сочувствию.
Губы Пайка дёрнулись.
– Вполне вероятно. Я и правда скучаю по работе, но у меня больше нет желания трудиться по девяносто часов в неделю. Мне нравится проводить время дома с женой и внуками.
– Что скажете насчёт неполного рабочего дня?
Пайк ухмыльнулся.
– Тридцать часов в неделю за прежнюю зарплату.
Дюк усмехнулся несуразной сделке. Пайк загнал его в угол, и они оба это понимали. Пожилой редактор был незаменим.