Я, Колесов Александр Николаевич, мне пятьдесят два года, сирота с момента рождения. Моя мама умерла при родах, отец был в местах очень отдаленных от Москвы. В очередной отсидке, в которой и сгинул неизвестно где и неизвестно как.

 Я своего отца никогда не видел. Но его знал безногий инвалид войны, директор дома малютки, ставший потом директором моего детдома в Медведково. Он, Степ Степыч и позаботился, чтобы в свидетельстве о рождении было имя моего отца. Которого он знал с 1942 года, когда командовал взводом штрафной роты на Сталинградском фронте. Уже будучи взрослым, я старался навещать Степыча каждое девятое мая. Один раз он достал из своего кошеля, пожелтевшую от времени записку и сказал:»Это написал твой отец». И спрятал ее назад в портмоне. Записка состояла из одной фразы: »17 сентября ты был прав». Я никогда не узнал смысла этой отцовской фразы.

 Родители мамы от меня отказались. Я их не знаю, не знал и никогда не хотел знать. А вот отец от меня не отказался и дал мне свою фамилию. Да еще его дружки (в тайне от директора) периодически »подогревали» меня продуктами, одеждой и деньгами. Попутно обучая, кто ухваткам жестокой тюремной драки, кто владению пером и заточкой, кто искусству перевоплощения. А кто и специфическим навыкам и умениям профессиональных воров. В десять лет я был уже законченным зверенышем и мог превратиться в молодого жестокого зверя. Спас меня мент, на генетическом уровне презираемый мной »мусор». Участковый, лейтенант Деменьтев, который за шкирку отвел меня в секцию самбо спортивного общества Динамо к тренеру Ван Ванычу. И я пропал… Я растворился в этом виде спорта, меня не особо интересовала победа мне нравился сам процесс соревнования. Перехитрить, вынудить противника отказаться от своих »коронок», работать в неудобном и неожиданном для соперника стиле.

 И тогда Ван Ваныч сделал свой следующий ход. Он запретил мне тренироваться, пока я не исправлю свои единицы в дневнике, хотя бы на тройки. Это был шах и мат. Я стал учиться на характере и злости. Убегал читать по ночами в туалет или на лестничную площадку, а когда меня ловили, то читал учебники с фонариком под одеялом.

 Раньше был козырным пацаном, а стал зубрилкой. Но учитывая, что я всегда был готов дать отпор любому воспитаннику и имел крутую »подписку», »центровые» детдома оставили меня в покое — мол у малолетки могут быть свои причуды. Окончил школу уже с приличным аттестатом, а главное научился добывать знания самостоятельно, по книгам. Стал анализировать прочитанное и формировать свое мнение ибо в бескорыстную доброту и всеобъемлющую любовь к ближнему, я не верил. Окончив школу, оказался на жизненном распутье в растерянности, но помог Ван Ваныч. Он подсуетился в военкомате и меня призвали в армию с дополнительным набором окончивших техникумы. Отслужил во Владивостоке, в разведывательном батальоне дивизии морской пехоты. Демобилизовался через два с половиной года, осенью. На стыке перехода с трехлетнего срока службы, на двух летний. В Москве поступил на работу в научно–производственное объединение производящее лазерное оборудование, в цех роста кристаллов — аппаратчиком. Это стало моей узкой специальностью на десяток лет. Попутно окончил вечернее отделение Московского института стали и сплавов.

 Первый мой развод был еще на службе в армии. Вольнонаемная телефонистка, старшина первой статьи, окрутила морпеха тянувшегося к родственному уюту. Зачем она это сделала … для этого нужно знать женщин, а я таких мужчин не видел за всю жизнь. Когда наш БДК пришел с боевого дежурства в Индийском океане, я был уведомлен о необходимости присутствия на бракоразводном процессе гражданина Колесова с гражданкой Бл…. Поприсутствовал, выпил, подрался с патрулем, отсидел 10 суток губы и был разжалован из старшего сержанта в рядовые. От трибунала спасли три нагрудных знака »За дальний поход».

 Второй развод состоялся через десять лет, не захотел больше жить в примаках и снял квартиру. Жена москвичка выбрала жизнь с родителями. В этот раз не пил, не дрался… А подал заявление с просьбой направить прапорщика запаса Колесова А.Н. добровольцем в Афганистан. Выполнять интернациональный долг.

 Наша маршевая рота отправились за речку в Кабул, охраняя конвой с горючим и продовольствием. Когда конвой пришел в пункт назначения, у нас не осталось ни одного офицера в роте. Их выбили снайперы духов и мне пришлось принять командование над остатками роты. Рота потеряла более пятидесяти процентов личного состава и была расформирована. Меня же взяли в команду Командира. Затем было много событий: задания, учеба, офицерские курсы, новые звания, смерть друзей. Но я всегда был уверен, что Командир никогда меня не обманет.

 В мой третий срок, война в Афганистане закончилась. Трагически и непредсказуемо — гибелью Командира.

 У меня перед глазами долгое время появлялась картина, как полковник придерживая руками вываливающиеся кишки показывал своему другу зажатую в руке гранату и улыбался…нет, по волчьи скалился. А мы его оставили по его приказу и его лучший друг и заместитель, этот приказ подтвердил. Взрыв гранаты слышали все.